Измена. Наследник для дракона

— Срочное послание от лорда Корфаса, — парень вытягивается по струнке, пересекает кабинет и протягивает свёрнутый вчетверо листок пергамента, затем добавляет доверительным шёпотом. — Насчёт запрещённых артефактов.

Пока Роланд занят изучением содержимого срочной записки, поднимаюсь с кресла и отхожу к окну. Отворачиваюсь, спешно вытираю насухо щёки. Задираю голову наверх и несколько раз моргаю, чтобы окончательно убрать сырость с ресниц.

— Ваш экипаж ждёт? — слышу спиной сухой вопрос Роланда.

— Да, лорд Эварр.

— Едем.

Старательно грею уши, но не оборачиваюсь, боясь поверить в неожиданную удачу. Мечтаю слиться с портьерой, и чтобы про меня забыли.

Звук удаляющихся шагов. Неужели…

Вздрагиваю, когда на плече смыкается рука Роланда. Его губы касаются уха. Задерживаю дыхание, когда слышу тихий злой голос:

— Я с тобой не закончил. Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Под сывороткой правды говорят ВСЕ. Даже те, кто кхм… что-то забыл.

Не двигаюсь до тех пор, пока в кабинете не становится совсем тихо. Только тогда оборачиваюсь. Рыдать готова, теперь уже от радости: ОН уехал, я одна, а это значит, никто не помешает мне увидеть сына!

Подхватываю юбки и бросаюсь прочь из кабинета.

 

 

14

В коридоре пусто. Моего конвоя нигде не видать. А вот детский плач никуда не делся. Как я и думала, на кабинет, скорей всего, наложено магическое плетение тишины. Очень удобно — мелькает ядовитая мысль.

Не решить проблему, а просто выключить звук!

Стараюсь ступать тихо, чтобы не привлечь к себе внимания цепных псов Роланда, если они, вдруг, притаились где-то поблизости. Хм. На пути по-прежнему никого.

Кладу ладонь на гладкие лакированные перила. Прислушиваюсь. Из левого крыла доносится слабый запах тушёной капусты, тефтелек и свежей выпечки. Мерно тикают круглые деревянные часы на стене. Всё так, будто я никуда не уезжала. Будто полтора года жизни в Норленде были лишь сном.

Детский плач усиливается. Встряхиваю волосами и быстро вбегаю вверх по лестнице. Иду на тоненький голосок. Сердце сжимается от жалости.

Почему Ленард так плачет? Разве матушка не с ним? Ведь она знает, как успокоить…

Безошибочно нахожу нужную комнату. Отмечаю про себя, что она по соседству с моей бывшей спальней. Распахиваю слегка приоткрытую дверь.

Пары мгновений хватает, чтобы оценить обстановку.

В просторной светлой комнате в кремовых тонах детская кроватка, наполненный до отказа белый ящик с игрушками и три няньки в коричневых платьях и белоснежных накрахмаленных чепцах.

Самая старшая из них, женщина с морщинистым худым лицом, укачивает Ленарда так сильно, что даже смотреть на это со стороны дурно. Две другие, помоложе, беспомощно суетятся вокруг, показывая погремушки.

Сжимаю кулаки и в несколько больших шагов оказываюсь рядом. Требовательно тяну руки:

— Дайте мне сына!

— Леди Эварр! — женщины почтительно приседают.

Они знают, кто я. Это хорошо. Значит, в планы Роланда не входило насовсем отлучить меня от сына. Та, что держит бьющегося в истерике Ленарда, не торопится сделать, что сказано, продолжает раскачивать его и хлопать прозрачными серыми глазами.

— Ну же! — повторяю приказ ледяным голосом.

Если потребуется, я заберу Ленарда силой! Но не хотелось бы доводить до этого.

Та, что держит Ленарда, переглядывается с двумя другими няньками, приседает и протягивает мне ребёнка. Принимаю сына.

Какое наслаждение — снова чувствовать его привычную тяжесть на руках. Вдохнуть ни с чем не сравнимый младенческий запах. Только малыши пахнут так: нежностью и молоком.

В носу начинает щипать от нахлынувших эмоций. Боже, как же я соскучилась!

— Оставьте нас! — бросаю женщинам дрогнувшим голосом.

Те не двигаются с места. Испуганно переглядываются.

— Но, леди Эварр, ваш супруг приказал…

Она лепечет что-то о строгом наказе Роланда глаз не спускать с ребёнка. Я слушаю вполуха, потому что Ленард никак не желает успокаиваться. Продолжает заливисто кричать. Не узнаёт меня? Как же так?

Ещё эти няньки вокруг с их косыми взглядами и докучливым причитанием. Непонятливые. Бесят!

— Я. Сказала. ВОН! — рявкаю на них, перекрикивая рёв Ленарда.

Только после этого женщины спешно приседают и выходят прочь, прикрыв за собой дверь.

— Маленький мой, ну, что ты? — подхватываю Ленарда, как обычно, присаживая на согнутую с локте руку.

Целую в макушку, покрытую тёмным пушком волос.

— Сладкий мой, мамочка рядом! — глажу его по спинке. — Я никуда не уйду больше, обещаю! Иди сюда, вот так.

Я думала, что стоит мне взять сына на руки, он моментально успокоится. Но этого не происходит. Надежда стремительно тает. Ленард отказывается взять грудь. Плачет и плачет без остановки! Выгибается дугой, бьёт ногами и дёргает руками.

Ни ласка, ни колыбельная, ни погремушки, ни грудь — ничего не помогает! Время идёт. Ленард по-прежнему заходится в крике. Его личико раскраснелось, нижняя губка дрожит.

Я в ужасе и растеряна! Никогда такого не было! Что делать ума не приложу!

Растерянно шарю глазами по комнате, которую заливает яркий солнечный свет. Может, в нём дело?