Измена. (Не) фригидная жена

— Девочка моя, — шепчет Дамир, забрасывая мою ногу себе на бедро рукой. — Я ни о ком даже думать не мог…

Я сглатываю, возвращаясь в реальность примерно наполовину…

— Ты не… — начинаю спрашивать.

— Ни разу. Ни с кем. Ты одна мне нужна.

Он целует меня в скулу, стараясь отдышаться. Вижу капельки пота на его лице, дотягиваюсь и убираю одну из них.

— Я люблю тебя, — отвечаю ему.

После того, что случилось, у меня нет никакого желания отправлять Дамира на диван. Он лениво забирает свою подушку, которую я позже назову «роковой подушкой» или как-то так, и ложится ко мне. Кровать большая, на ней мы прижимаясь друг к другу, как будто пытаемся согреться. Мне тепло и уютно в его объятиях. Его ненавязчивые прикосновения к моей голой коже вызывают дрожь и благоговение, словно я снова переживаю первую встречу с ним. И он, кажется, чувствует то же самое сегодня.

Впервые за долгое время я засыпаю так быстро, не успеваю подумать о всех тех вещах, о которых обычно переживает будущая мама. Дамир рядом — это как инъекция спокойствия, а когда его рука обнимает меня за талию — то инъекция прямо в сердце, от которой не спастись.

Я и не хочу.

* * *

Влюбленность — это кокон, в который не хочется тащить переживания.

Я укладываюсь спать на спину и, по всей видимости, сплю без сновидений, не шевелясь до самого утра. Я просыпаюсь с привычным для меня небольшим дискомфортом в пищеводе — не изжога, а так, легкий намек на нее. Делаю еще один свой обязательный ритуал, провожу пальцами по животу. Влада спит, не беспокоит мамочку. Но я чувствую ее так отчетливо, словно она лежит на мне — осязаемая, теплая, приятная, моя дочка.

Поворачиваю голову и останавливаюсь на лице Дамира. Ему тоже хорошо спится.

Морщинки разгладились, брови распрямились. На его лице сейчас нет ни забот, ни переживаний. Красивый. И он как никогда близкий, сопя в мою подушку с видом полного удовлетворения. Мне было с ним хорошо ночью. Всю ночь, словно он оберегал мой сон одним своим присутствием. Будить его я не хочу, но все равно не удерживаюсь от соблазна, тянусь к его лицу и нежно убираю со лба несколько черных как смоль волосков.

— Привет, — отвечает он, будто вовсе и не спал последние восемь часов.

Попавшаяся на горячем, я молниеносно отстраняюсь, стараясь сделать вид, что ничего такого не делала, не рассматривала его пристально… Знаю, что в нашем случае условности давно и окончательно сняты, но неловкость никто не отменял. Я вздыхаю и отворачиваюсь.

— Мог и сказать, что уже проснулся, — ворчу, натягивая на плечи халат, который висит на спинке стула возле меня.

— Напугал тебя?

Его рука тянется ко мне, накрывает бедро. На мне, если не считать попыток надеть халат, только майка для беременных и специальное белье. Рука, которую Дамир виртуозно кладет на голую кожу, чуть стискивая пальцы, бросает меня в воспоминания о ночи, о том, как этими пальцами он касался меня, вынуждая почти просить, чтобы продолжал…

— Не переживай, я тоже рассматриваю тебя, когда ты спишь.

Я фыркаю от такого заявления.

Потом все-таки добавляю:

— Это странно.

— Нет, это романтично.

— Нет, странно, учитывая, что я закрываю двери на замок, — шучу я.

— Ничего ты не закрываешь, крошка.

На самом деле — нет — не закрываю.

И в первые дни Дамира здесь я иногда и сама вставала посреди ночи. Убеждала себя, что мне нужно сходить в туалет или выпить воды, а по дороге бросала взгляд на спящего Дамира. Иногда «бросала взгляд» растягивался на десять минут.

— Так ты заходил ко мне?

— Пару раз. Прости?

Вряд ли ему стоит извиняться за то, что скучал. Или за то, что переживал. Я взмахиваю рукой, мол, проехали тогда. Хотя на самом деле мое сердце начинает биться быстрее. Перед его изменой, перед катастрофой, которая утащила нас в водоворот страданий, мы с ним перестали говорить друг с другом вот так. Перестали шутить, делать комплименты, показывать свою любовь, делать приятно.

Я, можно сказать, переживаю второй медовый месяц, но он даже слаще первого.

— Не уходи, пожалуйста, — просит он.

Развернувшись, я долго смотрю в его глаза, а он в мои.

— Нет, — отвечаю.

— Ну ладно, — ненавязчиво отвечает Дамир. — Я-то хотел по-хорошему, — добавляет с озорной улыбкой, — учитывая твое особенное положение, крошка…

— Что ты…

Мои слова превращаются в возмущенный писк, а руки Дамира гораздо крепче берут меня за ноги, не оставляя выбора, не позволяя уйти от него. Он прытко поднимается с постели, встает на колени и забрасывает мою правую ногу, которую я уже успела поставить на пол, к левой, остающейся на кровати. В таком положении он устраивается возле меня. Смеется.

— Я твоя пленница? — тоже улыбаюсь.

— Разве что на несколько минут.

Дамир ложится на бок, возле моих ног, берет мою пятку в ладони и начинает медленно массировать. «Боже!» — хочется сказать мне. Отекшие ноги и лодыжки, кажется, готовы начать поклоняться рукам Дамира. Они нежные, но твердые, а мои ноги — слишком чувствительные — мгновенно расслабляются. Груз уходит.

— Ну как? — подначивает Дамир.

— Ради такого я бы и добровольно осталась.

— А ради этого?