— Пришлось поверить, — процедил отец ответ и ткнул пальцем туда, где у меня под пледом был скрыт укус Астахова. — Метку Зверь не ставит абы кому. Только Паре.
Господи, какая я наивная! Ведь я верила, что родители ничего не знают! Ходила в закрытой одежде, скрывала, как могла!
— Ты знал… — стыдно-то как. Румянец залил щёки, выдавая моё смущение. Вот оказывается как… С мамой я поделилась урезанной версией событий. Призналась, что лишилась девственности, а после Руслан отверг меня. После того разговора мама объяснила, что раз я стала женщиной, то нужно посещать гинеколога раз в полгода и отвела меня к своей подруге Ксении. — Тебе мама рассказала?
Уточнила тише, отводя взгляд от хмурого лица отца. Он тяжело вздохнул и, приобняв меня за плечи, подтолкнул в сторону ванны.
— Мама переживала о тебе. Но я узнал раньше, чем она — как только ты переступила порог, когда вернулась тем летом от Зинаиды Михайловны, — отец коснулся пальцем своего носа. — Взрослые оборотни-мужчины нюхом чуют гораздо больше других, тем более людей. Благодаря обонянию мы считываем массу информации.
— И зрение, и слух лучше, — кивнула, понимая, о чём речь. — А регенерация? Не вымысел? За сколько срастётся перелом руки?
— Дочь, отключи студента-медика, — улыбнулся вдруг отец и, подпихнув меня в спину, закрыл дверь ванной. Мельком я успела заметить, что глаза его посветлели. Значит, ярость отступила. Гроза прошла?
В тишине ванной комнаты в одиночестве я немного успокоилась. Остановилась перед зеркалом и заглянула в него, рассматривая себя как в первый раз. Изменилось ли во мне что-либо? Всё то же лицо… Ну, может, слегка похудевшее. Глаза ярче блестят. А волосы похожи на мочалку! Чумазая вся…
Вздохнув, скинула на пол плед и повернулась меткой к зеркалу. Сто раз смотрела на неё, испытывая негативные чувства. Прислушалась к себе, поменялось ли что-либо? Вдруг я прямо сейчас выскочу из ванной, побегу искать Руслана и повешусь ему на шею, как Жанна. Нет, ничего подобного я не чувствовала. Но вот воспоминание о Жанне оказалось неприятным. Не потому, что эта девушка была агрессивна по отношению ко мне — с этим я морально справилась бы. А потому, что Руслан был с ней как мужчина. Сейчас во мне говорило уязвлённое женское самолюбие. Меня он отверг, а с ней был, несмотря на то, что я, как все говорят вокруг, его Пара. Так может Пара — это не приговор? Есть варианты?
— Кристина, у тебя всё в порядке? — отец постучал костяшками пальцев по двери.
— Всё хорошо! — бодро вскрикнула и отошла от зеркала.
Ванна была оборудована душевой кабиной. Не задерживаясь, я тщательно обмылась, вымыла волосы, воспользовалась бальзамом. И с облегчением покинула душ. В ванной на полках нашлись чистые полотенца, халат и тапочки — всё, как в гостинице.
В спальне меня ждал сюрприз!
— Мамочка! — я бросилась в родные объятия и неожиданно даже для себя расплакалась так жалостливо, с подвыванием, что напугала родителей своей истерикой.
Мама усадила меня на кровать. Гладила по спине, говорила какие-то успокаивающие банальности. Папа подал стакан воды. Но я только громче плакала и не могла успокоиться. И видимо, меня слышали не только они, потому что в дверь постучали.
В приоткрытую дверь я увидела Викторию Андреевну. За её спиной маячил Руслан, напирая на мать, но она резко оглянулась на него, и парень отступил в тень. Меня их присутствие немного привело в чувство. Слёзы ещё катились, но уже без завываний. Но успокоилась я окончательно, когда в комнату протиснулся малыш — самый младший Астахов. Ребёнок, не стесняясь и никого не смущаясь, подбежал ко мне и, обняв меня за коленки, снизу вверх заглянул мне в глаза.
— Глать? (Играть?)
— Дима! — позвала его мама.
— Ко глать! (Хочу играть!)
— Ч-что? — я через слёзы растерянно посмотрела на Викторию Андреевну. Та улыбалась, рассматривая малыша, который, сопя, лез ко мне на колени.
— Ну, вот, нашли няню. Дима, Кристина сейчас ляжет бай-бай. Он зовёт тебя играть, — пояснила она. — Он ни к кому, кроме Глеба, Кирилла и меня не идёт на руки. Не узнаешь его?
Я подтянула малыша к себе на руки, и он, добившись своего, успокоился. Прижался щекой к моей груди и притих, слушая разговор взрослых.
После вопроса Виктории Андреевны я внимательно посмотрела на ребёнка, потом на неё, принюхиваясь. Запах женщины с молочными нотками был знаком. И тут пришло узнавание! От смущения у меня высохли слёзы, сопли, и я чуть не вспыхнула факелом от новой порции смущения! Я ведь волчицей сосала её грудь! И с мелким мы здорово резвились на поляне, жуя такой вкусный дразнящий нас хвост!
— Виктория Андреевна… я… Папа! — обратилась к отцу, как к группе поддержки. Тот только ухмыльнулся.
— Ничего страшного, Кристина. Для нас это естественно, — улыбнулась женщина мне и перевела серьёзный взгляд на отца. — Ужинать спуститесь на кухню. Вас не будут беспокоить. Сегодня отдыхайте. Завтра сложный день.