Измена. Осколки нашей любви

Ебаный пиздец в какой-то момент произошел в моей жизни и не планирует прекращаться. Сразу узнал, куда поехала Дари, но и также знал, что не нужно трогать ее сейчас. Время дать нужно, и я дал. Неделю целую дал, блядь. Этого оказалось мало. Или же наоборот уже слишком много.

Еду домой и снова напиваюсь до беспамятства. Иначе сорвусь и рвану к ней, а там уже не буду спрашивать хочет она вернуться или нет, просто схвачу и верну обратно. Телефон звонит, но это не звонок который хочу получить, поэтому скидываю. А потом и вообще в черный заношу.

Бухаю и листаю наши с ней фотки. Я не был никогда сентиментальным, так отец воспитал. Мужчина должен быть расчетлив и мозги всегда должны мыслить трезво. Дарина на каждой фотке смотрит на меня с обожанием и невероятной любовью. Я же просто принимаю ее любовь как должное. Херово блядь. Без нее так херово. Я люблю ее, но не в моих принципах орать об этом постоянно. Я сказал однажды, когда женился на ней, и она это знает и по сей день. Знала. Сейчас уверен, она ненавидит меня. И это заслуженно.

Я не ждал, что она простит так просто, не ждал такого хладнокровия от нее, когда приехал в ту убогую старую квартиру ее родителей. Дари стояла и смотрела на меня как на пустое место, коим я для нее и являлся за всю хуйню, которую сотворил. Нужно было сказать что-то типа «прости», но я не смог. Хер знает, просто не смог.

Взбесило, что просто выперла меня к херам, а я так хотел остаться, с ней. Даже там, плевать. Главное с моей нежной девочкой, которая превратилась в глыбу льда, которую я своими руками сделал.

Поехал домой и долго смотрел по сторонам. Все в ней. Весь наш дом – одно большое напоминание о нашем счастье, о ней. И потом меня просто понесло. Я ломал, бил, крушил, а потом собирал и снова бил. Это была агония. Упал в кресло, с руки кровь капает – разбил, а я держу телефон и глажу ее фото. Смотрю и улыбаюсь.

– Даже тут я тебя испачкал, – горько ухмыляюсь и продолжаю смотреть на нее.

А потом тупо заливаюсь алкоголем. Нужно что-то делать, но я ни хера не могу понять, что именно? Как сделать так, чтоб всего этого просто не было? Я не смогу без нее, она мой якорь. Она свет там, где кажется, что одна тьма. А я, сука, мудак, который ее не заслуживает. И мне придется с этим жить, как и ей.

ГЛАВА 9

Дарина

Олька уже как третий день старается меня вытащить куда-то развеяться. Что-то типа того, что мне не нужно из-за него убиваться и на свете много хороших мужчин, чтоб страдать по одному. Ей легко говорить, когда у нее не было того самого любимого. Она возможно и не любила никогда, а я любила. И пока еще люблю.

Ей легко сказать со стороны, чтоб я просто перешагнула наши отношения и шагала дальше, а я вот так просто не могу. Да, я понимаю, что он козел, что урод еще тот, что прощать такое нельзя. Да я и не для того уходила, чтоб он возвращал меня. Я просто понимаю, что не смогу с ним дальше. Червяк сомнения будет грызть мне голову кучей «если».

Хотя, судя по виду Арса, он не собирается умолять меня вернуться. Думал, когда приходил, что в ноги упаду и буду умолять все вернуть? Или может, скажу, что простила его? Что готова все проглотить, перешагнуть и жить, как жили раньше? Нет уж.

Мне плохо, ужасно плохо и если бы не работа, то уверена уже бы тронулась умом. Или поехала к нему, спросить: «за что он так со мной?». Почему променял нашу семью на какую-то девку? Как человек, который любит, может придавать? Разве я своей любовью к нему и заботой – не заслужила хотя бы честности?

От всех этих гиблых мыслей спасает работа, работа и еще раз она самая. Диалог между главными героями прерывает звонок в дверь. Встаю и собираю волосы в хвост, пока писала, распустила. Ненавижу, когда голову резинка сдавливает и тянет. Шаркаю тапками по старому паркету и улыбаюсь, замечая этот факт. Мама всегда ругалась и просила поднимать ноги. Смотрю в глазок и, не увидев там Арса, спокойно открываю.

– Привет, – здороваюсь первая, – зайдешь?

Мила стоит и смотрит на меня с ног до головы. Осматривает. Будто отмечает, что изменилось за то время, что мы не виделись с ней.

Закрываю за ней дверь, пока она идет на кухню, замечаю, что она тоже изменилась. Волосы теперь длинные, поправилась, совершенно немного. Это даже ей идет, раньше уж очень худой была. Осматривается по сторонам и садится за стол.

– Чай или может, кофе хочешь? – интересуюсь, а она продолжает молчать.

– Ты тут надолго? – наконец спрашивает.

Да уж не такого вопроса я ожидала после стольких лет.

– Я тут теперь живу, – спокойно отвечаю, – это мой дом.

– Точно, – вспомнила, – не мой – твой.

– Твой ты продала, когда нужны были деньги твоему наркоману, – злюсь на нее, мы не говорили с ней раньше об этом, но меня это злит, чтоб ее.

– Не твое дело, куда и что я тратила, – в той же манере отвечает мне, – бабка оставила мне свою квартиру, не тебе и мне было решать, что с ней сделать.

– Вот и не лезь ко мне, – стараюсь успокоиться, – ты свое наследство пустила в трубу и если бы родители только знали, что ты натворила.