Полет на скоростном вертолете из Самарканда занял чуть больше часа. Она проделывала этот путь много раз — и теперь, как обычно, глядя в иллюминатор на безжизненный пейзаж, раскинувшийся внизу, думала о древних караванах, которые когда-то шли здесь на запад и на восток по знаменитому Шелковому пути. Торговали всем: жадеитом, кораллами, тканями, стеклом, золотом, железом, чесноком, чаем. Товаром служили даже девушки на выданье и кони — такие горячие, что, как рассказывают, они потели кровью.
Впереди показался Кашгар.
Город расположился на краю пустыни Такла-Макан, в ста двадцати километрах к востоку от границы с Федерацией, в тени белоснежных вершин Памира — самых высоких и бесплодных гор мира. Драгоценный оазис, самый восточный город Китая, он, как и Самарканд, существовал уже свыше двух тысяч лет. Когда-то кипящее скопление лавок и базаров под открытым небом, теперь он был занесен пылью, а единственными звуками, раздававшимися здесь, были пронзительные крики муэдзинов, призывавших правоверных в мечети, которых тут насчитывалось четыре тысячи. Триста пятьдесят тысяч городских жителей обитали в окружении отелей, складов, промышленных предприятий и культовых сооружений. Городские стены давно исчезли, и теперь город окружало скоростное шоссе — еще одно детище большой экономической экспансии, — по которому во всех направлениях сновали зеленые такси.
Вертолет направился к северной части города. Пустыня начиналась совсем близко, с восточной стороны. В буквальном переводе ее название — Такла-Макан — означало «войди и обратно не выйдешь». Вполне подходящее имя для места, где ветры столь горячи, что убивают караван за считанные минуты.
Она сразу увидела конечную цель своего путешествия: черное здание из стекла, стоящее посередине утыканного скалами луга, позади которого, примерно в полукилометре, начинался лес. На здании не было каких-либо табличек, указывающих на его принадлежность, но она знала, что здесь располагается «Филоген фармасьютик» — люксембургская корпорация со штаб-квартирой в Италии, главным акционером является экспатриант из США, носящий типично итальянское имя Энрико Винченти.
Чуть раньше она потратила некоторое время на то, чтобы ознакомиться с подноготной Винченти.
Он был вирусологом — одним из тех, кого в семидесятые годы нанял Ирак, новый правитель которого Саддам Хусейн был одержим идеей создания биологического оружия. Конвенция о запрещении биологического оружия 1972 года значила для него не больше, чем бумага, на которой она была написана. Винченти работал на иракцев до начала первой войны в Персидском заливе, когда Саддам быстренько заморозил исследования в области химических вооружений, а после появления в Ираке инспекторов ООН программа и вовсе была закрыта. Винченти переехал в Европу и организовал фармацевтическую компанию, которая в 90-х годах развивалась семимильными шагами. Сегодня это был крупнейший в Европе концерн, огромный транснациональный конгломерат, владеющий правами на внушительный пакет патентов. Неплохое достижение для никому не известного ученого-наемника. Мысль о том, как ему это удалось, многим не давала покоя.
Вертолет приземлился, и она направилась к зданию.
Внешние стеклянные стены представляли собой фальш-фасад. Внутри их, по принципу матрешки, находилось второе здание. По его периметру тянулась полированная сланцевая дорожка, по обе стороны которой зеленели комнатные растения. В стенах этой внутренней постройки имелось три входа, представляющие собой двойные двери. Зовастина знала, что комплекс оснащен уникальной системой безопасности, невидимой для постороннего взгляда. Никаких заборов с колючей проволокой, никакой охраны снаружи, никаких камер наблюдения. Ничего, что выдавало бы необычность этого сооружения.
Она пересекла внешний периметр и подошла к одному из входов. На ее пути оказались железные ворота. За мраморной стойкой стоял охранник. Ворота контролировались сканером руки, но ей не пришлось останавливаться. По другую сторону ворот стоял мужчина лет шестидесяти, с редеющими седыми волосами и злым мышиным лицом. Его глаза за стеклами очков в проволочной оправе ничего не выражали. Мужчина был одет в черный с золотом фирменный лабораторный халат, расстегнутый спереди, а прицепленная к лацкану ламинированная табличка сообщала, что его зовут Грант Линдси.
— Добро пожаловать, министр, — произнес он по-английски.
Зовастина ответила на приветствие раздраженным взглядом. Она не привыкла, чтобы ее кто-то куда-то вызывал, но из послания, пришедшего по электронной почте, было ясно, что дело носит срочный характер, поэтому она отменила все запланированные встречи и примчалась сюда.
Они вошли во внутреннее здание.