Измена. Право на любовь (СИ)

Мое согласие бы его устроило, но не подарило бы того, что должна дарить семейная жизнь в моем понимании. Мы бы в итоге получили суррогат семьи, красивую картинку для других, за выверенными мазками которой скрывалась гниль.

Я бы его возненавидела, а он утвердился бы во мнении, что я никто и звать меня никак. Нет, к жене не должно быть такого отношения. Да, важны компромиссы в некоторых вопросах, но не унижение ради того, чтобы остаться рядом и сохранить семью, в которой муж пошел в разнос, потому что может. Я хочу быть уверенной в партнере по жизни.

Конец. Семье Арасовых конец. Медленно опускаю голову на стол и накрываю ее руками. Я хочу умереть. Больше нет Витаминки, нет “милый, ужин готов и как прошел день?” и нет “люблю тебя”.

Глава 8. Потерять себя в пустоте

— И в чем проблема? — непонимающе усмехается Глеб. — Любовница и что?

Я бы сам, пожалуй, тоже задал этот вопрос, если бы кто-то из знакомых поделился тем, что из-за интрижки жена требует развод, однако у меня резко поубавилась желания вести дела с Глебом. Это забавно.

— Залетела она, — покачиваю в руках бокал со льдом и едким янтарным напитком.

Лед бьется о стенки стакана, кружатся на дне. Одиннадцать лет брака. Боже, я будто в другой жизни делал предложение Вите. Воспоминания размытые, а всполохи прошлых волнений, чувств и трепета пятнами растекаются под мутным стеклом.

— Вита?

— Карина, — цежу сквозь зубы я.

— Аборт?

— А если мой? — перевожу усталый взгляд на Глеба, а тот пожимает плечами, мол, и что?

В вип-кабинке одного из баров в центре города царит полумрак. Мне душно. Я жалею, что ушел, но после крика Виты… ее отчаянного вопля… Так кричат только перед смертью, в агонии.

— Ладно, — вздыхает Глеб, — ребенком на стороне сейчас никого не удивишь.

Ага, надо сворачивать с ним все проекты.

— Да и вообще, — Глеб усмехается, — бьешь по столу кулаком и говоришь: молчать, женщина!

И самодовольно ржет, откинувшись назад. Да, и мне по душе такой сценарий, если бы Вита смолчала и приняла мою измену, но… Как всегда, есть но. К чему бы это в итоге привело? К отвращению.

— Капризная она у тебя, — Глеб фыркает. — И своевольная.

Такой я ее и полюбил. Такая женщина и должна была быть рядом, чтобы было на кого опереться в момент кризиса. Не мямля, которая вместе со мной уйдет на дно, была мне нужна, а та, которая вытянет из трясины.

— Дружище, — Глеб снисходительно улыбается, — трагедии не случилось.

У меня глаз дергается. Мои же слова возвращаются ко мне.

— Все решаемо. Оставь ее без трусов, сама приползет.

— Не приползет.

— Ты, что, собственную жену не можешь по носу щелкнуть?

— Могу, — делаю глоток. По глотке прокатывается терпкий ожог. — А смысл?

Глеб не находит что ответить, и отправляет в рот канапе из моцареллы и оливки. Жует и бубнит:

— Ну и пусть катится. К черту этих истеричек! — возмущенно поддается в мою сторону. — Мы их обеспечиваем, балуем, а взамен?

— Сколько раз ты был женат?

— Четыре раза, — Глеб пьяно моргает. — И все, как одна, стервы.

— Что ж ты их по носу не щелкнул?

— У меня другая ситуация. Я был инициатором развода, — вновь откидывается на спинку диванчика, всплеснув руками, — и где я, а где они?

— И дети у тебя есть… Вроде, в последнем браке… Мальчик и девочка, да?

— Детей я обеспечиваю, — Глеб горделиво улыбается. — Я же не сволочь.

— Сколько им?

И Глеб серьезно так задумывается над простым вопросом. Он не знает, сколько лет его детям. Я будто смотрю в зеркало. И я хочу уйти. Желание четкое, осознанное и мне… противно.

— Пацану вроде два… или три… Девчонке…Пять? Или шесть?

Он даже их по именам не называет. Пацан и девчонка. И слышу легкое пренебрежение в голосе.

— Ты меня спрашиваешь, сколько твоей дочери лет? — удивленно приподнимаю бровь.

Вероятно, про даты рождения нет смысла уточнять. Поднимаю взгляд к потолку. Хотел бы я сейчас испытать чувство вины и сожаление, ведь они бы тогда меня освободили. Я в свободном полете в пустоте, и все еще придерживаюсь мнения, что предложение воспитать с Витой моего возможного ребенка — логичное и правое. Я бы хотел этого.

— Будь у вас дети, все было бы проще, — Глеб зевает и прикрывает рот ладонью.

— Но у нас нет детей.

— Тогда это не семья.

— Какие интересные умозаключения, — с улыбкой поднимаю бокал. — Я даже выпью за это.

Глеб не слышит в моем голосе сарказма и с улыбкой со мной чокается.

— И кто она без тебя? — выпивает до дна и отставляет стакан. — И сколько их таких? Удобно пристроились. Деньги тянут, живут на всем готовеньком, ничем не заняты, а нам ходи по стойке смирно. Нам, что, похоронить себя? Это, мой дорогой друг, наглость несусветная! И ладно бы были дети! А она даже на это не способна.

Я встаю, обхожу стол и тихо говорю:

— Встань, пожалуйста.

— Что?

Глеб непонимающе подчиняется и ворот на рубашке поправляет, а затем получает выверенный удар в челюсть, от которого он заваливается назад и падает на диван.

— Какого… — хватается за лицо и раздается противный хруст, на губах проступает кровь. Глаза вспыхивают яростью. — Ты в своем уме?