Измена. Право на любовь

Глава 46. Репутация и прочие обстоятельства

— Ты что творишь?

— Я? — Илья удивленно вскидывает бровь. — Я тебе повторяю, я в Бразилию собрался на одну замечательную кофейную плантацию, а меня тут ошарашивают, что я буду папой. И даже не мой отец мне позвонил мне с такой удивительной новостью, если что, а чокнутая мамаша Воронцовой с криками и проклятиями. После, конечно, папуля звякнул с долгими молчаливыми и красноречивыми паузами.

Ох, как я хочу сейчас свалить на кофейную плантацию в Бразилию.

— Так, от тебя или не от тебя? — тихо спрашивает Анастасия.

— Нет, мамуль, по факту я тут ни при чем, — Илья откидывается назад. — Однако я подозреваю, что твои подруги тебя уже поздравили?

— Да, — коротко отвечает Анастасия.

— То есть ты хочешь сказать, что задвинул красивую речь о любви и нежелании предавать свои чувства из-за очередного каприза? — Роман Емельянович медленно выдыхает. — Если между вами ничего не была, то кого… — пауза, — то какого лешего ты аннулировал помолвку?

— А я от своих чувств не отказываюсь, — Илья холодно улыбается. — И на ужине я ни словом не обмолвился о Вите, если что. Это кто-то другой постарался, кто-то другой накрутил хвост Алине насчет Виты.

— Лена, — вздыхаю я.

— Неожиданно, — недовольно цыкает Илья. — Хотя зная Алиночку, то та могла хитростью вытянуть из нее, кем я увлечен.

— Если мы все выяснили, то я, пожалуй, пойду… — встаю под тяжелым взглядом Кабанова Старшего.

— Если сравнить семью с бизнес-проектом, — говорит он, — то нам был нанесен колоссальный репутационный вред. И это ведь только начало.

— Простите? — недоуменно отзываюсь я.

— Мало того что был скандал с сорванной свадьбой с девицей из довольно влиятельной семьи, так теперь все окрасится в то, что мой сын якобы заделал ребенка бывшей жене моего делового партнера и трусливо сбежал в Бразилию, — медленно и тихо шелестит Роман Емельянович, — а я позволил этому случиться и не признал родного внука.

— Вы к чему клоните?

— Я пока только рассуждаю, — он ухмыляется. — Вита, поймите. Я не родился с золотой ложкой во рту. Я из бедной семьи, чернорабочий, который в свое время вырвался из нищеты. Я для остальных плебей, и да, я очень ревностно отношусь к репутации своей семьи. Кое-кому, — он зыркает на Илью, — на это начхать, однако я, — переводит на меня черный взгляд, — знаю, что меня ждет. И что ждет мою жену, которая дружбу водит с богатыми курицами, которые сейчас, вероятно, во всех подробностях обсуждают вашу связь с Ильей. И, возможно, уже разнесли весь этот бред своим мужьям. Все знают Кабана…

— Вы, что, жените сына на мне в желании сохранить репутацию? — смеюсь я. — И никто не отменял тест на отцовство.

— И что он мне даст? Мне его на лоб приклеить? Разослать всем сплетникам? О, и, Вита, все прекрасно понимают, что любые анализы можно подделать, — он едко усмехается, — уж не вам ли об этом знать?

— Сплетни имеют свойство затихать.

— Вы зря думаете, что вас это не касается, Вита. Вы теперь общественный деятель, — Роман Емельянович равнодушно улыбается. — Ваш фонд теперь прославится среди, — кривится, — высшего общества не добрыми делами, а тем, что во главе сидит безнравственная женщина… Хотя это может сыграть вам на руку. Вас могут пожалеть. Сначала горячо осудят за внебрачную связь с Кабановым Младшим, за развод, а после пожалеют, потому что Кабановы — мерзавцы, сволочи и вот вам, Виталина, взнос в фонд. Вы такая замечательная, такая сильная, такая… придумайте сами.

— Развод был не по причине…

— Да всем начхать на правду, Вита, — Роман Емельянович смеется. — И вы, видимо, тоже и простой семьи, раз недооценивайте последствия всего происходящего.

В кармане вибрирует телефон. Роман Емельянович замолкает, позволяя мне ответить на телефонный звонок. Татьяна Михайловна. Сердце екает от нехорошего предчувствия.

— Я слушаю.

— Вита, — голос у бывшей свекрови тихий. — От кого ребенок?

— Вы меня серьезно спрашиваете?

— Вита, я понимаю, что ты сейчас женщина свободная… однако…

— Однако?! — охаю я. — Вы тут все с ума посходили? Вы еще скажите, что я Артуру в браке изменяла!

— Я поняла, Вита, — шепчет Татьяна Михайловна. — Не кричи. Меня просто ошарашила одна знакомая на ночь глядя.

— Что она сказала?

— Неважно.

— Важно.

— Извини, мне пора, Витусь.

Сбрасывает звонок, и я смотрю на Илью, который скучающе разглядывает люстру над головой.

— А ты, что, молчишь?

— Я тут осознал, что мне тоже важна репутация, — переводит на меня взгляд, полный умиротворенной решительности. — К черту Бразилию.

На секунду теряю дар речи от его спокойной твердости в глазах, и в гостиную входит размашистым шагом Артур.

— Доброго вечера, Роман, Анастасия, — кидает беглый и пренебрежительный взгляд на Илью, который, кстати, не отвечает ему презрением или показной агрессией. Подходит ко мне и повелительно кивает в сторону двери, — поехали.

— Не гони лошадей, Артур, — Роман Емельянович закидывает ногу на ногу и деловито покачивает носком туфли.

— Это мой ребенок, — цедит сквозь зубы Артур.