Измена. Право на сына (СИ)

Столько ужаса во взглядах, вдохах и выдохах. Кто-то плакал, размазывая слезы по черным щекам. У Васи была пробита голова, и его за руку держал бригадир, который своим молчанием среди неразборчивого бубнежа казался мне мертвым .Грязная роба, тусклые фонарики на оранжевых касках и осознание того, что мы все здесь подохнем от нехватки кислорода. С каждой минутой воздух становился тяжелее и гуще.

Никто тогда не погиб, но никто и не вышел оттуда прежним. Все мы, в том числе и я, побывали за гранью, за которой прожили галлюцинации, задыхаясь и ныряя в обмороки.

У меня не было тогда облегчения того, что меня вытащили на поверхность. Этот ужас навсегда остался со мной, и я помню липкую и гнилую мысль:

“Лучше бы я там умер."

И у других глаза тоже были пустые, будто из нас в этой густой вонючей темноте выжрали души, а после вытолкнули в жизнь и к людям.

— Макар... Я не хотела этого говорить... Макар, я сгоряча.

После возвращения из ада, влюбленный взгляд тихой подчиненной, легкий румянец на щеках и смущенная улыбка, когда я ее заметил и поздоровался. Она меня ждала и была рада видеть. Она бы, наверное, плакала, если бы я не вернулся, но не сейчас.

— Макар! — Ульяна заносит руку, чтобы одарить меня пощечиной, но я перехватываю ее руку за запястье.

Кто-то должен был по мне проливать слезы. Кто-то вспоминать. Кто-то пронести память обо мне через года и оставить мой образ в головах моих детей. Любить должны были меня, но не я. Потому что тогда я умру в темноте со слезами, болью и тоской. я буду видеть в тенях жену и просить ее спасти меня.

— Макар…

Я использовал Ульяну, но сам мог стать жертвой ее любви. Бояться за нее, ждать предательства... если не будет ее любви, то я в ней не утону. Так ведь? Но, как обычно, у меня все идет не по плану. Пусть я не понял, но оказался под завалами, затем еще накинул сверху, и теперь мне не выбраться. И Уле не позволю выползти.

— Макар, я не хотела... Ты меня слышишь?

Хотела. Сначала делом, потом словом.

Какая у нее тонкая рука и аккуратная ладошка, к которой хочется прижаться щекой и почувствовать ее тепло. Женское тепло, в котором можно раствориться без остатка и забыться. И ведь Ульяна его мне дарила, а теперь ее чуткость и ласка обратилась в желание моей смерти.

Я хочу вспомнить те моменты, когда она улыбалась, обнимала и целовала меня.

Что она тогда говорила мне? Мой разум разыгрывает со мной злую шутку, и в ее ласковом шепоте из прошлого я слышу: “Лучше бы ты умер”. Ее улыбка обращается в лживых воспоминаниях в оскал, а лицо размывается, идет черными пятнами и остается только душная тьма.

— Иди к себе, — разжимаю пальцы и выпускаю тонкое хрупкое запястье, на котором, вероятно, останутся синяки. — Я исчерпал лимит на разговоры.

Пятится и торопливо выходит. Подпираю лоб кулаком и медленно выдыхаю.

Несколько минут в тишине, и я встаю. Окидываю взглядом обрывки договоров, в которых пытался найти себя, и усмехаюсь. Не там искал.

Через минуту поисков в телефоне не нахожу нужного контакта. Лезу в черный список. И вот она.

Жанна. Сестра Ульяны.

Глава 41. Я не такая

— Ты обещал, что уйдешь от нее, — говорит Жанна и обиженно вскидывает подбородок.

Они с Ульяной похожи. Видно одну кровь, только вот Жанна более порочна. Может, дело в макияже, которым она удачно подчеркивает глаза, брови и губы. Я не знаю, но это и неважно. В ней меня отталкивает что-то неуловимое, скользкое и липкое.

— Да? — провожу пальцем по краю пустой чашки из-под кофе.

— Она тебя раздражала.

— А ты нет?

— Мы хотели быть вместе.

Лжет. И тут не надо получать образование в психологии, чтобы это понять.

— Знаешь, меня интересует один очень важный вопрос, Жанна, — откидываюсь назад.

— Какой? — с придыханием спрашивает она и очаровательно хлопает ресницами.

— Почему ты не заявилась с прекрасной новостью о своей беременности? —холодно улыбаюсь.

— Что? — недоуменно моргает она, замолкает на несколько секунд и поджимает губы.

Попалась, гадина.

— мы предохранялись, — наконец, неуверенно говорит она.

— Да? — щурюсь. — во-первых, ни одна контрацепция не дает стопроцентной защиты, а, во-вторых, Жанна, такие девочки, как ты, очень любят любовников раскручивать внезапными залетами. Это не в обиду. Каждый крутится, как умеет.

— Да за кого ты меня держишь?

— за стерву, которая хотела отвоевать место под солнцем, а в войне все средства хороши.

Мимо проплывает молодой официант, кидает заинтересованный взгляд на глубокое декольте Жанны и сворачивает к столику, за которым сидит пожилая пара. Им, наверное, уже под восемьдесят.

Костюм у старика не новый, но идеально выглажен, под воротом — алый галстук.

Его жена — в бархатном закрытом платье, в ушах — жемчужные серьги.

Морщинистые, в пигментных пятнах и держат друг друга за руки, о чем-то тихо болтая с ласковыми улыбками. Красивая пара, пусть и в том возрасте, когда неизвестно, проснешься ли.

— Я не такая... — оскорбленно шепчет Жанна.

— Такая. И ты завидуешь своей сестре, — перевожу на нее взгляд. — А теперь давай начистоту, милая, что между нами было?

— Ты можешь начать жизнь с нового листа.