Измена. Притворись моим драконом

Он уже поднялся, я точно знаю. Они с Джаспером ушли пораньше, чтобы перед сном сыграть еще партию в бильярд и, возможно, перемыть мне кости. А вдруг они всё еще играют? Нет, мне не может так повезти.

Всю дорогу до покоев я мысленно ругаю себя за слабость. За то, что по приезду Син так быстро сломал мою защиту. Всё должно было происходить на моих условиях, но я запуталась в паутине собственных желаний, и муж быстро этим воспользовался.

После того, как мы разделили постель, я велела Молли перерыть все вещи, но найти проклятую склянку с зельем, которое защитит меня от детей…

Но что, если уже слишком поздно? Вдруг я уже беременна? И, если так, что будет с ребенком, выпей я зелье постфактум? Не навредит ли это малышу?

Так много вопросов и нет ни одного ответа.

Если я беременна, то придется видеться с Синклером чаще. Вынашивать, потом воспитывать его наследника-дракона… Вопреки здравому смыслу, часть меня считает эту мысль заманчивой. А любопытство подстегивает — вот бы увидеть, на кого будет похож ребенок.

И за это мне тоже стоит себя отругать. Я веду себя как слабая никчемная дура, не способная держать себя в руках.

Неохотно поднимаюсь по лестнице и, наконец, достигаю нужной двери. Кладу руку на ручку, медленно вхожу внутрь. В нашей спальни царит полумрак, освещенный лишь камином и несколькими свечами на каминной полке. Почти романтично. А на кровати… лежит Син.

К моим щекам приливает жар, а смущение такое сильное, какого не было и во время первой брачной ночи.

Он не говорит ни слова, пока я закрываю дверь, но блеск в его глазах очевиден. Син ждет, когда я присоединюсь к нему. На нем нет ночной рубашки и, я уверена, штанов тоже нет, хотя его ноги скрыты под одеялом.

В неловкой тишине я снимаю платье и выдергиваю из прически шпильки. Делаю это медленнее, как можно медленнее. Но опять же, это бесполезно. Невозможно раздеваться вечность.

В конце концов, я надеваю сорочку и ступаю босыми ногами по ковру, продвигаясь к кровати. Старательно отвожу взгляд, пытаясь не обращать внимания на дразнящий вид крепкой груди Синклера.

Забравшись в постель, сразу же ныряю под одеяло и натягиваю до самого подбородка.

— Спокойной ночи, — говорю я самым приятным тоном, на который только способна.

— Спокойной ночи? — удивляется Син. — Значит, наш вечер закончился?

— Я очень устала. — Изображаю зевок. — Это был долгий день.

Син подкатывается ближе и склоняется надо мной, обжигая дыханием.

— То есть, ты не хочешь, чтобы я делал это?

Он целует меня в шею, а я жмурюсь и держу глаза закрытыми, пока он продолжает. Всегда таяла от этих поцелуев.

— Или это?

Он нежно прикусывает мочку моего уха. По телу бегут мурашки.

Син убирает одеяло, разделяющее нас, и скользит по мне руками, поднимая сорочку до талии.

— Или это? — шепчет он, целуя меня в губы глубоко и жадно.

Я тону в этом. Не могу сопротивляться, да и не хочу. Просто хватаюсь за его широкие плечи, наслаждаясь ощущением гладкой кожи под кончиками пальцев. Желание разгорается ярким пламенем.

Син отрывает от моих губ, снова целует шею и двигается ниже, пока не достигает самого низа живота.

— И этого ты тоже не хочешь? — выдыхает он.

У меня перехватывает дыхание. О Боги, он собирается… Нет, я не могу это позволить. Если он сделает это, я окончательно пропаду.

— Я только что придумала третье правило, — выдавливаю я, пытаясь контролировать одновременно тело и мысли. Получается плохо.

— Поздно, — бормочет Син, целуя внутреннюю часть моего бедра.

— Что? Почему?

Но мои руки уже сжимают простыни, и хочется наплевать на третье правило.

Син поднимает темную голову.

— Потому что мое третье правило — тебе нельзя озвучивать третье правило в такие моменты, как этот.

В следующий миг я откидываюсь на подушке, чувствуя его горячий язык у себя между ног. Запускаю пальцы в его волосы и не могу удержаться от сдавленного стона, который с каждой секундой становится громче и громче.

Син делает со мной то, о чем я пыталась забыть и потерпела неудачу. Он способен довести меня до предела, мы оба это знаем. И в глубине души я признаюсь, как сильно по этому скучала.

Его язык работает прекрасными, командными движениями, посылая сквозь меня волны удовольствия. Это длится так долго, пока я не забываю саму себе. Выгибаюсь на кровати с пронзительным криком, и во мне всё пульсирует и пылает.

Спустя пару секунд, всё еще находясь в восхитительно-томном тумане, я смотрю вниз. У Сина на губах самодовольная ухмылка. Он движется наверх, чтобы накрыть мое тело своим.

Только сейчас он окончательно избавляет меня от сорочки, швыряя ее на пол. Затем разводит мне ноги в стороны, — еще шире, — и оказывается внутри одним быстрым, неистовым толчком.

Я снова вскрикиваю от удовольствия.

— Скажи, что хочешь меня, — требует Син мне на ухо, тяжело дыша.

— Я хочу тебя.

— Я тебя тоже, любимая… так сильно, — стонет он, наращивая темп.

Я цепляюсь за его шею, пока наши бедра двигаются друг другу навстречу. Ритм становится диким, а вдохи и выходи Сина слишком частыми. Резкими. Он протягивает руку между нашими телами, чтобы потереть меня снизу и снова заставить дрожать.