Измена. Расколотое сердце

А теперь бесцеремонно нагло решила потоптаться на самом больном. Это я уже не могу вынести и шиплю на нее бешеной кошкой:

– Я понятия не имею кто и что вам про меня наговорили, но вы права никакого не имеете влазить в мою жизнь и комментировать бездетность. Я уже не говорю о том, что ваши личные предпочтения никак не должны влиять на работу!

– Ты меня еще поучи! Умная нашлась.

Я только качаю головой, абсолютно не могу поверить в то, что слышу.

– Знаете, я всегда вас уважала за честность и справедливость. Мне очень горько видеть, как вы опускаетесь до самых примитивных оскорблений и манипуляций. Даже не пытаясь разобраться в ситуации, – выдаю на одном дыхании и, наконец, могу сделать болезненный вдох.

Ее маска идет трещинами, осыпается мелкой крошкой, черты лица заостряются. В ней слишком много злости.

– А мне не нужно разбираться. Такая же шалашовка, как ты у меня мужа увела. Надеюсь, Олег отучит тебя от этой пакости. Все. Вышла отсюда. Работу можешь не искать. Тут уж я постараюсь.

Перебирая гладкие бусины на браслете, спотыкаюсь о крошечную подвеску в виде сердца. Она царапается и кажется лишней. Хваленая любовь никому не приносит счастья.

Татьяна Васильевна делает вид, что я уже ушла и моментально переключается на рабочий режим. Перебирает стопки бумаг, запускает компьютер, гремит ящиками стола, что-то в них выискивая.

Я подтаскиваю к себе лист с распечатанным заявлением на увольнение. Подхватываю тяжелую металлическую ручку из помпезной подставки и оставляю размашистый автограф.

– Мне очень жаль, что ваш муж так с вами поступил. Поверьте, я знаю это как никто другой. Увидеть измену самого близкого человека своими глазами очень больно. И дело ведь совсем не в любовницах. А в том, как охотно “верные” мужья за ними бегут.

Она поднимает на меня свои удивленные глаза, но больше разговаривать я не могу. Вылетаю из кабинета, будто она меня все еще гонит.

Бегу по знакомым и любимым коридорам к раздевалкам. Здесь на стенах развешены фото наших учеников с выступлений. Разные года, разные дети и подростки. На одном из фото есть и я. Что-то очень увлеченно пою, стоя на сцене.

В этом здании когда-то был дом культуры, в котором родилась моя любовь к танцам. Только благодаря своей учительнице я поступила в училище культуры, которое мы гордо звали кульком.

Работая с детьми я также мечтала заражать их любовью к искусству танца, музыке и своему телу. И у меня получалось. Малыши спешили ко мне на занятия и даже самые маленькие быстро всему учились.

Возле нашей раздевалки свеженькое фото моего младшего класса, с отчетного концерта. Восемь маленьких пчелок почти синхронно пальчиками показывают на свои носики. Главный разбойник Захар, как всегда отличился и с самой довольной в мире улыбкой ковыряется в носу. Ну вот как их не любить?

Свои вещи в раздевалке я забрать успею, а вот зал останется пустым еще совсем недолго. Скоро придут старшенькие и попрощаться я не успею.

Обычно заедающий замок сдается с первого раза впуская меня “домой”. Сквозь неплотно закрытые жалюзи пробиваются лучи солнца, отражаются в огромных зеркалах, создавая неповторимый рисунок на стенах. Очень душно, открываю окно, но лучше не становится. На улице стоит ужасная духота. Судя по черным тучам, что мчатся в нашу сторону – будет гроза.

Провожу рукой по длинному, во всю стену, балетному станку. Это все тот же, что был в моем детстве. Мы с ним познакомились, когда мне было, одиннадцать. В тот год умер отец и вытащить меня из бездонной ямы удалось только учительнице по танцам и коллективу, который неожиданно тепло меня принял.

Все самые теплые воспоминания я унесу в своем сердце, но это чертовски несправедливо, что у меня все это отбирают.

В ящике стола, стоящего в дальнем уголочке, нахожу маленького медвежонка, игрушку из киндера. Захар недавно принес перед тренировкой и с стараясь казаться серьезным молча вручил мне его и смущаясь убежал.

Только я собираюсь разреветься от отчаянья, в зал входит Марина. Она тренирует средненьких, и мы вроде неплохо общаемся. На ее лице нет злости и отвращения, скорее удивление. Интересно, что же она мне скажет.

– Ай, я вообще ничего не понимаю. Там Татьяна наша обзванивает кого может, просит тебя не брать на работу. Меня на вечер к твоим поставила. Может, ты мне объяснишь, что происходит? – тараторит она так быстро, что я кое-как успеваю за ее мыслями.

– Привет, Марин.

– Привет, привет, ну-у-у? – она закатывает глаза, мол чего время на приветствия тратить, есть дела поважнее. – Что все это значит?

– Это значит, что меня уволили. Прости, я пока не готова об этом. Давай в другой раз?

Мы обе понимает, что другого раза никогда не случится, но она благосклонно соглашается.

– Ты присмотри за ними, ладно? Захару в начале занятия нужно побегать хорошенько, иначе будет стоять на голове. Мию всегда в первый ряд, она плохо видит.

В ящике стола больше нет ничего моего. Сжимаю мишку в ладони и иду к выходу.