В 1946–1947 гг. под видом расследования «советских заговоров» и «коммунистических интриг» «Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности» неуклонно развертывала наступление на демократические установления и конституционные права американского народа. Комиссия начала «расследование» деятельности целого ряда прогрессивных и антифашистских организаций, которым она приклеила ярлык «подрывных». В их числе были, например, такие организации:
Конгресс гражданских прав,
Независимый гражданский комитет деятелей искусств, наук и свободных профессий,
Национальный комитет борьбы с антисемитизмом,
Национальный совет американо-советской дружбы,
Комитет унитарной церкви,
Комитет ветеранов для борьбы с дискриминацией,
Объединенный комитет антифашистов-эмигрантов.[103]
В ходе этого наступления комиссии на свободу слова и мысли самой ожесточенной и наглой атаке подверглось кино.
20 октября 1947 г., после тщательной и широко разрекламированной подготовки, комиссия начала публичное расследование «подрывной деятельности» в Голливуде. Были вызваны две группы свидетелей. Первая состояла из «дружественных свидетелей», в большинстве своем крупных кинозвезд, показания которых, по замыслу комиссии, должны были раскрыть, до какой степени кинопромышленность поражена «коммунистической заразой». В разряд «недружественных свидетелей» были отнесены 19 кинорежиссеров, сценаристов и актеров, являвшихся, по мнению комиссии, руководителями «красного подполья» в Голливуде.[104]
Расследование деятельности работников кино сразу же приняло характер какой-то дикой фантасмагории. В зале была установлена целая батарея аппаратов для киносъемки и звукозаписи, которые фиксировали каждый жест и каждое слово свидетелей и членов комиссии, а также специальное оборудование для передачи заседаний по радио и по телевизионной сети. Журналисты сидели в черных очках, защищая глаза от света мощных прожекторов. Председатель Томас то и дело прерывал заседание, чтобы кинооператоры могли заснять особенно драматические моменты.
Корреспондентка газеты «Нью-Йорк дейли ньюс» Рут Монтгомери так описывала обстановку заседания во время выступления одного из главных свидетелей, Роберта Тэйлора:
«Больше тысячи женщин, с воплями расталкивая друг друга, штурмовали сегодня зал заседаний комиссии, чтобы посмотреть на знаменитого киноактера Роберта Тэйлора. Зал был переполнен; сотни людей толпились в коридорах. Какая-то 65-летняя старуха взгромоздилась на радиатор отопительной системы, чтобы увидеть звезду экрана, свалилась оттуда и разбила себе голову. Другим в страшной давке порвали платья… Показания Тэйлора часто прерывались исступленными аплодисментами». Стараясь все время держать голову под таким углом, чтобы фотографы были довольны, Тэйлор торжественно провозгласил: «Я лично считаю, что коммунистическую партию нужно запретить. Будь на то моя власть, я бы их всех отослал назад в Россию». Когда его попросили назвать нескольких коммунистов, работающих в кинопромышленности, он назвал двух актеров. «Сейчас мне приходят на память только эти двое», — сказал он. Потом, после короткой паузы, он неуверенно добавил: «Впрочем, я не совсем уверен, что они коммунисты».
На заслушивание аналогичных показаний прочих «дружественных свидетелей» по вопросу о «коммунистической деятельности» в Голливуде ушло пять дней.
Когда дошла очередь до «недружественных свидетелей», им категорически запретили читать заранее подготовленные письменные заявления, а потом им стали задавать вызывающим тоном вопросы об их партийной и профсоюзной принадлежности. Те, кто заявлял, что постановка таких вопросов является нарушением конституции, получали короткий приказ сесть, а затем председатель Томас обвинял их в «неуважении к конгрессу».
И все же, несмотря ни на какие угрозы, «недружественные свидетели» не дали себя запугать.