Измена, сыск и хеппи-энд

Вика от зеркала отвернулась. Она стала еще некрасивее из-за досады на свое безобразие. В сердцах она ударила кулаком по стенке, но от этого ни мир, ни ее отражение в зеркале не стали лучше. Вдруг ее взгляд упал на одно из полотенец, что висели в ванной на крючках. Все полотенца были разноцветными, а это – ослепительно голубоватым. В ряду своих махровых лопоухих собратьев оно несколько напоминало Смоковника среди трепещущих сотрудников креативно-стратегического отдела. В его ломких сугробных складках таилась презрительная властная элегантность. Вика сорвала противное полотенце скрюка, швырнула на лиловые плитки пола и принялась отчаянно топтать. Она сама удивилась до чего приятным оказалось это нехитрое занятие. Всего лишь полотенце, причем с тонкой зелененькой полосочкой по краю (у Смоковника с Гусаровым нигде никаких полосочек видно не было, во всяком случае снаружи). Но ведь тревоги, мучившие Вику, стали потихоньку разжимать свои когти и отпускать ее. Она даже вспомнила, что читала, в одной японской фирме на выходе поставили чучела в виде начальства, и всякий желающий мог их пнуть. Должно быть провокация? Пинать шефа публично, при соглядатаях и глазке телекамеры? Кто пойдет на такую самоубийственную глупость? Вот если б раздавали чучела на руки, для использования дома! Затем Вика вспомнила, как в столе у Анжелики Лалаянц она случайно увидела среди кип методичек, которыми усердно пичкал сотрудников Смоковник, его портрет. Портрет был скопирован на ксероксе с рекламной брошюры “Грунда” и изрядно увеличен. Красавица Анжелика изображению Смоковника яростно выколола глаза, пририсовала большущие кривые рога и черной шариковой ручкой заштриховала через один безупречные, удлиненные зубы его дружелюбной улыбки.

Наконец Вика бросила голубоватое полотенце в корзину с грязным бельем и рассмеялась:

– Ненормальная! Самой же стирать.

На душе ее было легко. Все плохое, досадное, непонятное, скопившееся за последние дни, было свалено в самый дальний чуланчик и крепко заперто, чтоб не мозолило глаза. Оно продолжало существовать, но сил на него не осталось. Надо просто выспаться. Успокоенная Вика даже напевала тихонько, налагая на лицо новейший недешевый крем “Филодор”, который за три недели обещал сделать что-то небывалое с тургором ее кожи.

И тогда зазвонил телефон. Анютка давно спала, спал и измученный Пашка, поэтому Вика со всех ног бросилась поднять трубку: слишком уж громко прокурлыкал телефон в тишине свою дурацкую песенку.

– Да, – сказала она строго и все пыталась сообразить, кто бы это мог позвонить так поздно. Слишком близких подруг в Нетске у нее не было: она приехала сюда из Самары, институтские приятельницы поразъехались, большинство – далече (не зря учили языки!). Оставшиеся трое да две подружки со старой работы не были настолько закадычные, чтоб перезвонить поздним вечером. Между тем в трубке раздалось дурацкое хихиканье, хихикали по крайней мере трое.

– Хи-хи, – заявил примерно тринадцатилетний глупый голос с явным леденцом за щекой.

– Ну и что? – грозно бросила Вика и собралась отчитать как следует юных телефонных хулиганок.

– А вы знаете, – продолжил голос, давясь хохотом и громко перекатывая зубами леденец, – что ваш муж вам изменяет?

Маленькие негодяйки, собравшиеся вокруг телефона, вразнобой прыснули, а та, что с леденцом, добавила:

– Причем уже давно!

Глава 3

Любит – не любит

– Выперли Натаху. Я как в воду глядела!