Измена, сыск и хеппи-энд

— Виктория Сергеевна! Вика! Вы не ушиблись? — раздался рядом тихий, смущенный голос Юрия Петровича Гузынина. Он наклонился и стал помогать Вике выбираться из-под неподвижного Стасика. Когда Вика поднялась, она вся дрожала, хваталась за лохмотья своей изрезанной куртки и не могла сказать ни слова, как ни пыталась. Перед ее глазами плыл бесконечный серый туман, в котором проскакивали неяркие зеленые искры. Она прогоняла их рукой, но искры не уходили, а бестолково плавали друг за другом, мерцая и множась. Постепенно сквозь слепой туман проступила фигура Юрия Петровича, косо озаренная с пола Стасиковым фонарем. Был Юрий Петрович грязен с головы до ног, а по пояс почему-то еще и совершенно мокр. Его лицо настолько испачкалось, что казалось чужим и осунувшимся, а одно из стекол в очках ветвисто треснуло по диагонали.

— Вы живы! — бормотал Юрий Петрович. — Какое счастье! Вы так закричали, что я чуть с ума не сошел. И хорошо, что закричали, иначе я не смог бы сразу вас отыскать… Только не смотрите на это чудовище. Да, я его убил. И того, второго, тоже. Меня теперь посадят. Ну и пусть! Главное вы живы…

В эту минуту Стасик, широко, вроде морской звезды раскинувшийся на полу, икнул и дернул ногой.

— Живой! Слава Богу! — воскликнул Юрий Петрович. Вика начала понемногу приходить в себя, и признаки жизни в теле Стасика ничуть ее не обрадовали.

— Он встанет сейчас и нас обоих зарежет, — сказала она слабым голосом. Юрий Петрович замахал руками:

— Исключено! Не может этого быть! Я очень крепко ударил его по голове.

— Не его, а меня, — простонала Вика. — Теперь я понимаю, почему у меня и зелень перед глазами, и головокружение.

— Что вы, я вас и пальцем не тронул, просто вы об пол зашиблись, когда падали. А бил я его, этой вот палкой!

— Поздравляю вас, — сказала Вика, потрогав палку. — Вы просто герой боевика. Знаете, что это такое? Бейсбольная бита. Где вы ее откопали?

— Внизу есть пара комнат с отдельным входом. Кажется, новое руководство их обустроило, и там полно всякого спортивного барахла: мячи, каски какие-то, палки разных сортов… Так вот, тот толстый за мной бежал, и я камнем разбил стекло, чтоб шуму больше было… а потом, уже после… я вернулся, влез в окно. Взял палку, то есть биту, и вот это.

Юрий Петрович показал толстый моток витой веревки.

— Вы собирались метать лассо? — изумилась Вика.

— Нет, конечно. Я хотел где-нибудь поперек дороги или лестницы веревку протянуть… толстый бы споткнулся… а теперь мы этого красавца хорошенько свяжем!

Юрий Петрович, с трудом ворочая валкое тело бесчувственного Стасика, придал ему позу египетской мумии и сплошь обвил веревками. При этом он вязал такие ловкие и причудливые узлы, что Вика поразилась.

— Вы забыли, что я был юным туристом в пионерском лагере имени Фуфалева. Я ведь рассказывал вам, как получил в награду бинокль и фляжку, — напомнил Юрий Петрович.

Вике было не до сладких воспоминаний. Ее волновало только настоящее. Она спросила:

— А где же сейчас другой, Хряк?

Юрий Петрович бросил веревку и застыл, посверкивая в сумраке треснувшим стеклом очков.

— Даже не знаю, как вам и рассказать… Это само собой как-то вышло, — с трудом выговорил он. — Я не хотел, чтобы так получилось! Вы, конечно, должны все знать, хотя станете меня теперь презирать… В общем, он гонялся за мной по всему санаторию, орал “Задавлю!”, но не стрелял — то ли патроны кончились, то ли пистолет потерял. Мы пробежали таким образом весь первый этаж, бесконечные комнаты с битыми унитазами, какой-то зал без пола (я чуть ноги там себе не переломал!) Потом я выскочил на улицу. Там попались мне на глаза эти окна с чистенькими рамами. Я стал стекла бить просто так… Хотел, чтоб побольше звона и грохота было, чтоб хотя бы этот толстомордый негодяй оставил вас в покое… Отвлечь хотел… И вот когда мы бежали мимо какого-то странного бассейна — там, у елок, знаете ли, открытый бассейн; вы видели? — вот там я ногу подвернул. Хряк стал меня нагонять, а я бежать не могу. Он совсем рядом был, я повернулся и оттолкнул его. Клянусь, просто оттолкнул, ничего больше! Вот так, в живот… А он упал в воду. Целая туча брызг была. И он не встал… Я не хотел! Он, может, головой ударился обо что-то — туда столько всякой дряни понабросано! — а может, упал неловко. Но он не встал… Я бросился в воду — я мокрый до сих пор, видите? В бассейне неглубоко совсем, но он захлебнулся уже, такой страшный лежал… И тяжелый. Мне никак не под силу было его вытащить, руки тряслись, ноги тряслись… К тому же вы здесь остались с этим мерзавцем… Я бросил Хряка в бассейне и побежал к вам… Вы, конечно, можете меня презирать, но…

— Я вас не презираю, — тихо сказала Вика. Теперь можно было немного успокоиться и на нее снова нашла головокружительная слабость. Серое лицо Юрия Петровича двоилось в ее глазах, а ели за разбитыми окнами шумели невыносимо громко. Сквозь шум, показалось ей, пробивается какой-то знакомый далекий голос.