Измена. Ты будешь моей

И вот командировка подошла к концу. Оказавшись на борту самолета с остальными моими сослуживцами, я приготовился к многочасовому перелету. Откинув назад голову и закрыв глаза, постарался заснуть. Расслабившись, я принялся делать то же самое, что и сотни раз до этого, стоило мне лишь сомкнуть веки.

Я думал о Милуше.

Я вспомнил смотрящие на меня зеленые глаза. Порой они сияли и лучились такими заботой и любовью, что я был готов смотреть в них целую вечность. А какие у Камиллы потрясающие каштановые волосы. Я так люблю их перебирать после нашей близости. А ее тонкие нежные пальцы. Они умеют доставлять нереальное удовольствие, уносящее в нирвану. Вспомнил ее мягкую белоснежную кожу, словно молящую о моих поцелуях. Полные улыбающиеся мне губы, дарящие ласковый смех.

В голове всплывали малейшие детали облика Милы. И я осознавал, что если бы сегодня мне было суждено умереть, и все, что у меня было бы — блаженные дни с Камиллой, ее присутствие, ее вкус, ее запах и звук ее голоса, я погиб бы счастливым человеком.

Знаю, что это можно приравнивать к сумасшествию. Да многие сочли бы мое поведение смешным, но я влюбился в женщину, с которой ни разу в жизни не собирался заводить серьезные отношения. Сам обозначил их “свободными”. Но все же Камилла знала меня лучше, чем кто — либо на этой планете. Она единственная видела скрытое в самой глубине моего сердца. Только ей удалось пробудить все то лучшее, что во мне было.

Приземлившись, я немедленно поехал к ней. Сразу. Ключи от своей квартиры Камилла дала мне прямо перед самой командировкой. Без нежных слов и возгласов о том, как мне здесь будут рады. Бесхитростно протянула чуть звякнувшую связку. А я просто взял. И это было ценнее любых речей.

Я побросал вещи и отправился в душ. Ее квартира уже стала для меня привычной. Позвонил — то я ей еще из аэропорта. Попросил приехать, как только сможет. И Мила приехала очень скоро. Едва она вошла, я стиснул ее:

— Камилла…

Мне нужно было ощущать, что она рядом. Что я живой. Что она не плод моей фантазии. И наша жизнь продолжается. Было физически сложно отпустить Камиллу от себя даже на шаг. Ее присутствие вблизи, на расстоянии тепла, успокаивало. Камилла же молчала и будто бы случайно прикасалась ко мне, давая почувствовать, что она здесь, что я сейчас не одинок.

Я знал, что не каждая женщина спокойно выдержит, когда огромный пьяный мужик начинает безостановочно заливаться слезами и, падая на колени, утыкается лицом ей в живот, что — то бессвязно бормоча. А Мила стала для меня настоящим молодцом, вела себя так, будто все, что происходит, нормально. Она только гладила меня в такие минуты по голове, обнимала в ответ и прижималась так, словно я один — единственный на Земле. От этого мои собственные объятия становились мягче, а разум светлее.

По крайней мере, я ненавидел свою работу в последнее время. Больше пятнадцати никчемных лет этой каторги. Слишком много стресса и ответственности. То самое состояние, когда мое настроение теперь может испортить любой пустяк.

А у нее не было слез или страха. Она просто принимала все как есть и, уткнувшись в мое плечо, шептала:

— Все будет хорошо, Максим. Все еще обязательно будет.

Мой рост переваливал за два метра, а Камилла была ростом метр семьдесят. И до той командировки я как — то даже не задумывался об этом. А тут… когда она такая маленькая и хрупкая, крепко прижавшись, смотрела на меня своими зелеными прозрачными глазами, я осознал.

Я вдруг начал понимать, насколько Мила беззащитна. И вкупе с тем, что проносилось перед моими глазами совсем недавно на службе, я начинал лихорадочно обнимать и целовать ее. У меня было ощущение, что вот я — стена между ней и любой опасностью. Я защищу. Сберегу. Такую маленькую, пусть и сильную духом. Потому что, какой бы сильной морально она не была, мужик и опора здесь я!

После командировок в горячие точки мне всегда было тяжело. И я зачастую не помнил, как пролетали первые дни после. Хорошо, если не было потерь… тогда было легче. А вот осознавать, что кто — то из твоих друзей — сослуживцев ушел навсегда, было больно. И в то же время… было сильно обостренное чувство вины. Ведь он погиб, а я живу… Такие мысли разрывали мозг.

Но у меня появилось лекарство. Камилла. С тех пор, как мы были вместе, я знал, что мне есть к кому возвращаться. Где, я был уверен, хотя об этом и не говорилось, меня любят.

Пожалуй, именно после той командировки я отчетливо понял. Я, наконец, твердо осознал, что впервые в моей жизни появилась женщина, о которой я уверенно говорил — она моя.

Впрочем, о своей принадлежности я умалчивал. Камилла по — прежнему не намекала на совместное проживание. Она не нуждалась в какой — то демонстрации наших отношений ее друзьям и подругам. В общем, Милка никак не навязывалась, и это я в ней очень ценил. Потому что не был к иному готов. Мне нравилось, что, если я пропадал на несколько дней, Камилла не изводила меня звонками. А если вваливался под утро после мужских посиделок подшофе — она не устраивала скандалов.