Измена. Ты нас предал

— Это потому, что мы не записываем новый альбом, почти не снимаем клипы, мало пишем песен! Но то, что делаем это все безотказно выстреливает! Все мои концерты проходят полным солдаутом. Разве не это показатель успешности проекта? На меня люди идут.

— Городецкий принял решение взять нового артиста. Твой проект зашел, деньги заработали. На этом точка.

— Я ничего не понимаю, — заплакала я, прижав ладони к мокрому лицу. — Мой проект приносит деньги, я редко нарушала договор, всегда работала как папа Карло. Почему вы закрываете прибыльный проект?

— Ладно, только, между нами, — голос Гены смягчился после минутного молчания, он сжалился. Какое-то мгновение подумал. — Помнишь, после выступления на премии Мьюзик Таймс к тебе подкатил… Герман Нориан?

— Не успела ещё забыть, — усмехнулась я. Как же. Забудешь его. Когда он в моей жизни присутствует уже больше собственного мужа. — Я его послала. А ещё помню, он женат и старше меня лет на двадцать.

— Да. Так вот, он оказался очень тонкой душевной организации и не вынес твоего отказа.

— И что? При чем здесь этот мудак и мой контракт с лейблом?

— А притом, что этот политик договорился с Городецким, чтобы мы расторгли контракт, и никто ни на радио, ни на ТВ тебя не возьмет. Ни за какие деньги, хотя и денег у тебя полагаю тоже не так много. Но у тебя есть выход, все не так обреченно.

Я горько усмехнулась.

— Какой? Спрыгнуть с моста?

— Этот депутат хочет лично заниматься твоей раскруткой и финансированием.

— Нет, — Господи, он и сюда залез. Он решил мне жизнь поломать по всем фронтам. С Артемом не вышло, он за работу мою взялся. — Боже, что мне делать? Как я скажу мужу, что вы меня как собаку за забор выбросили?

— Твой Артем бедный рокер, который ещё пять лет назад играл на гитаре в переходах, чтоб не сдохнуть с голода. А тут реальный шанс обеспечить себя и свою карьеру.

— Может, есть смысл поговорить с самим Городецким? — я словно не слышала его язвительных высказываний. Артем никогда не нуждался настолько, чтобы сидеть в переходах. Но здесь, в этом мире, люди приписывают для красочности даже то, чего не было.

— Нет. Там все уже решено. Он даже говорить с тобой не станет. И еще, если захочешь рассказать что-либо о лейбле прессе, сразу отбрось эту идею. У тебя больше никто не возьмёт интервью. Пока ты не придёшь на поклон к нему, тебя никто никуда не возьмет. Он купил тебя со всеми потрохами и дороги другой у тебя нет, кроме как к нему.

— Есть у меня дорога, — я резко поднялась и посмотрела на Гену с гордо поднятой головой — Послать вас всех куда подальше.

Гена ухватил меня за кисть и так по-доброму, словно хотел помочь, предложил:

— Мой тебе совет, соглашайся. Он быстро теряет интерес. Не ты первая, не ты последняя. Его больше забавляет момент охоты, пару раз встретитесь, и он забудет о тебе. А ты останешься при бабках, на сцене, популярна и востребована. Сейчас и правда твой пик карьеры. Глупо все это потерять в один день. Подумай, не руби с горяча. Твое будущее сейчас зависит не от нас, от тебя. Твоя гордость только погубит тебя. Если откажешься, он же жизни тебе не даст. Будет душить тебя, пока не приползешь. Лучше уж сейчас сдаться. Итак, уже далеко зашло.

— Как вы могли так со мной поступить? Продать меня. Ему. Это же бесчеловечно. Музыка моя жизнь. Я всю жизнь шла к этой цели. Это была моя мечта с детства. И вы так безжалостно сейчас вырываете меня со сцены, со всех радаров, словно ненужную вещь. Неужели какой-то козел — Нориан дороже меня оказался? Мы ведь вместе три года проработали, я работала на износ, отдала всю себя музыке и нашему проекту.

— Мне жаль. Правда. Но наш лейбл создан, чтобы выпускать хиты, а не спасать людей. Я позаботился, чтобы тебе выплатили премию, при увольнении, чтобы были деньги хотя бы на первое время. Твой расчет пришлют тебе на карту в течение трех дней. Но мой тебе совет — сдайся и соглашайся на условия Германа. Глупо закапывать себя такой молодой, красивой и популярной. Пока тебя не успели забыть. Пока на тебя идет публика.

— Гена. Может, я, конечно, провинциальная дурочка, но у нас в семье так заведено, что женщины не продают себя другим мужчинам. Может это глупо, но я до сих пор верю в счастливый брак, где муж и жена верны друг другу. И пусть я гордая. Но я ни одного хорошего человека не обидела в своей жизни, Арина не считается, она человек-говно. Хотя без ваших пиар-штучек, я бы и ее не трогала никогда. Моя совесть чиста, чтобы перед каким-то зажравшимся уродом стелиться.

Вот и пришел конец моей карьере. Все, как хотел Артем. Он, наверное, будет счастлив.

В слезах, но с поднятой головой я вышла из кабинета директора.

У ресепшена на выходе снова наткнулась на красивую картонную фигуру Элис Брук.

Она улыбалась ослепительной белой улыбкой и смотрела на меня успешным взглядом суперзвезды. Она идеальна. Да. Словно ее образ говорил, нет, кричал: «Да, я достояние лейбла и успешна, и востребована, а ты Ника неудачница, которую пнули под зад и теперь ты никто. А впереди у тебя неизвестность и пустота. Темная холодная и страшная пустота».