— Она лет пять работает в Штатах, с продюсером Городецким. Думаю, она невероятно способна, раз прошла через таких людей как Городецкий, и продолжает с ним работать. Гастролирует по всему миру, но в Россию не приезжала. Поэтому лично я с ней не виделась, хотя очень хотела бы познакомиться. Я как-то разговаривала с парнем, который совсем немного успел поработать в танцевальной группе Элис. Он получил травму ноги на тренировке, и продюсер отправил его работать в Москву. Так, по его словам, она мало разговаривает с коллективом, очень много тренируется и в основном везде ее сопровождает продюсер. И Артем, три года назад, в Европейском туре встречался с ней. Хотя его к ней не подпустили. Слишком много охраны. И там, видимо, не важно кто ты. К ней не подпускают практически никого.
— Я знаю, что Артем виделся. Я его отправил к ней. Передать кое-что.
Дима отвел взгляд и по тому, как сильно он сжал губы и затянулся почти до фильтра сигареты, было ясно, судьба этой девушки до сих пор не безразлична ему.
Он сердится, значит чувства к ней еще остались.
— Хорошо, что ушла. Что не дала себя нагнуть. Вообще весь этот шоу-бизнес — прогнившее болото, — Дима опустошил очередную стопку и смотря на океан, добавил. — Рок-музыка далека от шоу, там все искренне и по-честному.
— Да. Но… сложно отказаться от мечты, к которой стремился всю жизнь.
— Хочешь, я тебя к себе возьму? Кем бы ты хотела работать?
— Я всю жизнь мечтала петь. Но…
— Но это гниющее болото, твой шоу-бизнес. Ты в этом сама убедилась. Плюс Артем не хочет, чтобы ты варилась в этом дерьме. Я могу профинансировать твою певческую карьеру, но…есть одно «но». Не считаю, что это нужно вам. Я готов помочь. Могу предложить тебе работу у меня в офисе. Приличную. Подумай.
— Спасибо тебе большое. Но думаю, ничего, кроме карьеры певицы я не умею и не смогу делать. Мне не нужна помощь. Правда. Я просто немного отдохну. Побуду с мужем. И вернусь на сцену. Я восстану из пепла. Или это не я буду. Я не могу без музыки и моих поклонников. Я вернусь. Обязательно.
— Гордая? Все свои проблемы решаешь сама.
Я пожала плечами и укуталась пледом, поправляя кудряшку за ухо.
— Да, я гордая, но я никому не сделала плохо и всегда жила, по совести. Я никому ничего не должна. Независимость ни от кого — это моя свобода. А когда просишь помощи, то становишься должен. Не люблю быть должной. Вот и все.
— Вообще, я хотел с тобой поговорить кое о чем. То, что произошло год назад. Я не справился с эмоциями. Напугал тебя. Был не прав, извини.
— Да что ты, брось. Все мы люди. Это ты извини меня. Я не знала, что Элис Брук и ты… в общем. Если бы я знала, я бы в жизни не стала бы провоцировать, включать ее клип и музыку. Просто я очень люблю ее талант.
Что бы не говорили о Городецком, он умеет создавать лучшие проекты, но без нее он бы не добился мирового признания, без сомнения. Этот тандем оказался удачным, даже сверх и выстрелил очень мощно.
— Я не знаю Элис Брук. Для меня это чужой человек. Ее звали Маша. Когда-то, что-то значила для меня. В прошлом. Я не должен был так реагировать. Обычно я владею собой. Не думай, что я бешеный ублюдок.
Он как-то лениво улыбнулся. Я понимала, он пытался сгладить мое первое впечатление о нем.
Он глубоко затянулся, задумался и его глаза казались полными боли, своей боли, с которой он не хотел или не мог делиться.
Может, потому что для всех он сильный и стабильный, как скала. Дать слабину и излить душу он себе словно не позволял. Сам себе запретил быть слабым.
Словно это бы как-то пошатнуло его образ сильного и несокрушимого мужчины.
Настоящие мужчины не плачут? Так вроде говорят. Он был из этого разряда, и мне кажется это его разъедало изнутри. Он не мог отпустить. До сих пор. Отпустить ту боль, что причинила ему эта Маша. Она же Элис Брук.
— Никогда не думала, что человек, окруженный вниманием эффектной модели, может быть так одинок, — я позволила себе личное высказывание Диме, зная, что с ним нужно быть аккуратным, но у меня сердце сжималось, глядя в его глаза.
В них столько пустоты, боли и темноты. Мне хотелось ему помочь, освободить его.
Если бы я могла хоть на каплю помочь ему. Может быть, именно это и нужно, поговорить с ним по душам. Помочь ему выпустить эту боль на волю, не носить ее в себе, как непосильный груз.
Дима посмотрел на меня и усмехнулся, и я поняла, что опасность миновала, он даже немного расслабился и не воспринимал меня, как угрозу.
— Одинок. Что? Так сильно заметно?
— Если очень приглядеться.
— Я решил покупать любовь.
— Стало лучше?
— Лучше уже не станет, — он снова усмехнулся и затушил окурок в пепельнице, — Но лучше пытаться заполнить пустоту. Нужно ведь что-то делать.
— Ты, наверное, даже имен их не запоминаешь?
Он кивнул и усмехнулся.
— Тебя интересует моя личная жизнь?
— Немного, но только потому, что ты друг семьи и лучший друг Леши.
— Только поэтому? — он резко повернулся ко мне и посмотрел на меня и, если бы он мог испепелять одним взглядом своих бездонных карих глаз, от меня бы уже не осталось и следа.
Его совершенно не смущало нахождение Артема поблизости от нас.