Измена в Кремле. Протоколы тайных соглашений Горбачева с американцами

В четверг вечером, 8 февраля, чета Шеварднадзе принимала Бейкеров в своей московской квартире. За ужином (вновь были поданы грузинские блюда) Шеварднадзе признался Бейкеру, что ухудшение дел в советской экономике представляет собой серьезную угрозу для выживания Горбачева. Однако, сказал он, главная внутренняя опасность заключается не в экономике, а в обострении национальной проблемы и межнациональных конфликтов.

Бейкер слышал об усилении антисемитизма в Советском Союзе. В январе с криками «бей жидов!» кучка головорезов избила нескольких делегатов на встрече либеральных писателей, а русские ультранационалисты жаловались, что под предлогом гласности «еврейский заговор» превращает Россию в «робота, лишенного человеческого облика». Бейкер спросил о слухах, согласно которым вот-вот начнутся погромы.

Министр иностранных дел опроверг сведения Бейкера: национальные проблемы существуют, но евреи не являются их эпицентром. Антисемитская, ультранационалистическая организация «Память», сказал он, является «крайней группировкой», которая на самом деле не угрожает евреям.

Несмотря на то что новая открытость, проявившаяся на пленуме ЦК, кажется свежей струей, на самом деле она создает новые проблемы. Раньше никто не осмеливался подвергать сомнению советскую внешнюю политику, сейчас на партийных собраниях люди встают и выкрикивают:

— Почему вы с Горбачевым проморгали Восточную Европу? Почему отдали Германию?

После разговора с Шеварднадзе Бейкер сказал своим помощникам:

— На пленуме Центрального Комитета Горбачев укрепил свои позиции, но неизвестно, к добру ли это. Чем большую власть он сосредоточит в своих руках, тем труднее ему будет переложить вину на чьи-либо плечи в случае неудачи.

Однако Бейкера потряс мрачный рассказ Шеварднадзе о проблемах Горбачева.

— Все говорит за то, что Горбачев не выживет, хотя мы не собираемся произносить это вслух. Чем больше мы обсуждаем факты, работающие против него, тем больше это становится похоже на пророчество. Опасность для Горбачева заключается не в том, что он будет свергнут в результате дворцового переворота, а в том, что его скинет уличная толпа. Джинн свободы выпущен из бутылки. Но люди не желают искать выход из экономических и национальных проблем — все может начаться снизу…

В пятницу утром, 9 января, Бейкер вместе с Горбачевым и Шеварднадзе сели за длинный, витиевато украшенный стол в Екатерининском зале в Кремле. На сей раз Горбачев не пересыпал речь шутками, как обычно. В отличие от Шеварднадзе советский руководитель выглядел изнуренным после недельных баталий.

Обычно Горбачев начинал подобные встречи наедине с Шеварднадзе и Бейкером, затем приглашал помощников. На этот раз все было наоборот. Американцы скоро поняли почему. На расширенном заседании в присутствии маршала Ахромеева Горбачев — для проформы — затеял разговор об ограничении СНВ, делая упор на частные вопросы, такие как правила подсчета крылатых ракет воздушного базирования. Бейкер догадался, что этот монолог был рассчитан на своих. Он понял, что сейчас контроль над вооружениями стал для Горбачева немногим более символа в существующих отношениях между Востоком и Западом.

Затем, отпустив маршала Ахромеева и других помощников, Горбачев перешел к тому, что его по-настоящему занимало, — радикальным переменам в мире, и в первую очередь в Германии. Бейкер предложил схему «два плюс четыре» для решения «внешних аспектов» объединения Германии. О том, чтобы это были только четыре страны-союзницы во Второй мировой войне, не могло быть и речи — «немцы никогда на это не пойдут». Бейкер принял к сведению советское предложение передать этот вопрос на рассмотрение Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, но возразил, что его аппарат «слишком неповоротливый и громоздкий». «Два плюс четыре» — «наиболее реалистичный способ действий». Горбачев допускал, что такая схема, может быть, и «годится для данного случая».

В своем разговоре с Горбачевым Бейкер подчеркнул, что Соединенные Штаты выступают за «сохранение членства объединенной Германии в НАТО, а не за ее нейтралитет» — этот подход горячо одобрялся Бонном. Советскому Союзу не следует отклонять эту идею — ожидать, что такая крупная экономическая держава, как единая Германия, станет нейтральной, «не реалистично».

— Вы предпочли бы, — осведомился он у Горбачева, — чтобы единая Германия не состояла в НАТО, была свободна от вооруженных сил США и, возможно, обладала бы собственным ядерным оружием? Или лучше, если единая Германия сохранит свою связь с НАТО с вытекающей отсюда уверенностью в том, что юрисдикция НАТО не позволит ей ни на дюйм продвинуться на восток?

Горбачев говорил о глубоко коренившемся страхе советских людей перед немцами, о нападении нацистов, о миллионах погибших. На основании этого Бейкер заключил, что Горбачев готов смириться с членством единой Германии в НАТО.

Затем Горбачев сказал:

— Вообще-то, я собираюсь провести семинар по Германии…