Измена в Кремле. Протоколы тайных соглашений Горбачева с американцами

Госсекретарь направил беседу в русло переговоров о дипломатическом сотрудничестве в арабо-израильском конфликте. После того как более сорока лет Соединенные Штаты и Советский Союз соперничали на Ближнем Востоке, может быть, теперь они смогут, предложил Бейкер, сотрудничать в решении самого сложного и опасного из всех региональных конфликтов в мире.

Бейкер сказал: «Мы хотим, чтобы вы работали с нами над дипломатическим процессом в этом регионе. Это будет наглядной демонстрацией того, что «новое мышление» живет и укрепляется в советской внешней политике. Это покажет, что «новое мышление» работает и что оно дало вам новую роль».

Горбачев приветствовал высказывание Бейкера, указывающее на то, что Москва станет полноценным партнером Вашингтона в таком процессе. «Мы высоко ценим то, что вы делаете», — сказал он.

После встречи Бейкер, вторя Горбачеву, сказал журналистам: «Наши отношения прошли недавно через испытание и выжили. Это хорошо для Советского Союза, и хорошо для Соединенных Штатов, и хорошо для мира в целом».

В Ельцине больше толку

Во время кризиса в Персидском заливе Буш поневоле был связан с Горбачевым. Теперь, когда война закончилась, мнения его администрации — как лучше ладить со все усложнявшейся политикой Советского Союза — разделились. Кондолиза Райе и должностные лица среднего звена в Госдепартаменте вот уже несколько месяцев доказывали президенту необходимость «вкладывать наш капитал в различные предприятия», то есть установить контакт с Ельциным и другими лидерами реформы и движения за отделение республик. Райе убеждала Скоукрофта в том, что рассеивание власти вне Москвы набирает темп, следовательно, контакты с другими советскими лидерами будут означать не только признание реальности, но и дальнейшее утверждение таких ценностей, как самоопределение и демократия, которые отстаивала Америка.

Бушу эта идея не импонировала. Он воздерживался от любых действий, которые бы давали мировой общественности повод считать, что он повернулся спиной к Горбачеву.

Скоукрофт был не так предан Горбачеву, как Буш. Но, несмотря на то, что «чрезмерная персонализация» отношений с Советским Союзом его по-прежнему беспокоила, он разделял нежелание Буша злоупотреблять контактами с другими лидерами в обход Горбачева. С его точки зрения, Советский Союз — несмотря на неспокойную обстановку в республиках — все еще оставался единой страной, а в стране на каждом отдельном этапе может быть только один лидер.

Как опытный специалист по Балканам Скоукрофт особенно опасался того, что «романтический национализм» может вылиться в беспорядки или даже в гражданскую войну.

И он и Буш — более твердо, чем когда-либо — стояли на позиции, что Соединенные Штаты ни при каких обстоятельствах не должны своими, пусть даже неумышленными, действиями способствовать ускорению распада Советского Союза.

На заседании Комитета национальной безопасности Скоукрофт сказал:

— Наша политика должна основываться на наших собственных национальных интересах, в число которых входит стабильность Советского Союза. Для нас нестабильность СССР чревата опасностью. Отход же от облеченного законной властью правительства не будет способствовать укреплению стабильности.

Райе накануне своей отставки в марте — она вернулась к преподаванию в Стэнфорде — написала Бушу памятную записку, в которой утверждала, что в настоящий момент Горбачев, вероятно, является самой что ни на есть непопулярной фигурой в Советском Союзе. Но он по-прежнему остается «несущим колесом» в политической системе, грозившей вот-вот развалиться.

Только Горбачев может служить «коммуникационным центром между крайними», считала она. Может быть, санкционированное сверху насилие в Вильнюсе и Риге заставит реформаторов очнуться от сна и откроет Горбачеву глаза на всю неразумность его союза со сторонниками жесткой линии. Райе делала вывод, что Соединенным Штатам следует и далее его поддерживать.

Прочитав памятную записку, Буш сказал нескольким своим помощникам:

— Думаю, Конди во многом права. Это не слишком-то здорово ни для него, ни для нас. Но он все, что у нас есть. И кроме того, он все, что у них есть.

В Совете национальной безопасности Райе заменил Эд Хьюэтт. В некотором смысле это был неожиданный выбор: в течение десяти лет Хьюэтт был старшим научным сотрудником в Институте Брукингса — мозговом центре, который вследствие своей нарочито либеральной репутации часто вызывал подозрения консерваторов и подвергался их критике, а однажды — при администрации Никсона — вокруг него было даже возбуждено уголовное дело.

В начале своей президентской деятельности, когда Буш был крайне уязвим для критики со стороны правого крыла республиканцев, он не мог допустить, чтобы в Белом доме работал кто-либо из Института Брукингса. Но в конце 1990 — начале 1991 года, когда наступил закат коммунизма, а успехи президента на внешнеполитическом поприще достигли кульминации, идеологии уже не придавалось былого значения в формировании политики США и подборе кадров на ключевые посты в администрации.