Измена в новогоднюю ночь (СИ)

— Так мы с вами не знакомились ещё, — растерянно улыбается девчонка.

— Да, точно. А я уже как-то привык тебя Снегуркой называть.

— А я вас Бородачом, — слегка улыбается.

— О, оригинально, — потираю свою неприлично отросшую щетину. — Ну что ж, Снегурка и Бородач, отличная пара, не находишь?

— Нет, — становится тут же серьёзной Снегурка. — Я благодарна вам за то, что приютили. Я до утра как-то… у вас побуду, а потом…, — вижу, снова нервничать начинает, щёки краснеют.

— Да успокойся ты, — отмахиваюсь. — Я тебя не трону. Если сама не захочешь, — выгибаю провокационно бровь.

— Не захочу, — отрезает она испуганно.

— Ну, твоё дело. Просто ты так смотрела, когда зашла сюда в первый раз…

— Да я не ожидала, — краснеет ещё больше девчонка.

— Ладно-ладно. Мне не жалко. И на всякий случай, меня Гордей зовут. Бородач мне не слишком заходит.

— А меня Анна. И Снегурка мне тоже как-то не очень.

— М-м-м, Анна — красивое имя. Тебе подходит. Но иногда я всё равно буду называть тебя Снегуркой. Ты очень красивая.

— Неправда, — тяжело вздыхает она.

— С чего это?

Она сейчас серьёзно?

— Я знаю, что ужасно выгляжу, — неловко приглаживает свои непослушные рыжие кудряшки, вытирает слегка припухший от слёз носик.

— Это с чего в твоей голове роятся такие глупости? — прищуриваюсь я.

— С того, — начинает всхлипывать снова.

— Так, а ну-ка озвучь.

— Ну что я озвучить должна? Что не люблю я свои волосы, и эти веснушки и вообще… Вот Танька, подруга моя… бывшая, — кривится, — она всегда идеальная. Красивая, яркая. Поэтому и Игорь теперь с ней.

— Ой ты глупая, — изображаю я искренний фейспалм.

— Ты ещё урода этого начни оправдывать, что он не виноват ни в чём.

— Нет, не собираюсь я никого оправдывать. Просто у меня теперь ни жениха, ни подруги, — слёзы льются быстрее. — Я… простите. Вам, наверное, неинтересно слушать всё это.

— Поверь, мне очень интересно. Но давай сначала выпьем, — подливаю ей ещё шампанского.

Выпиваем ещё по бокалу. В голове начинает шуметь. У Снегурки глаза тоже заметно соловеют.

— О, я про горячее забыл, — спохватываюсь я.

Иду на кухню, приношу из микроволновки мясо и запечённый картофель.

— Слушай, девочка, я бы за такую еду душу продал, не то что руку и сердце, — ставлю блюдо на стол, наполняю свою тарелку едой, с блаженством отправляю в рот кусочек мяса.

— Вот и Игорь так говорил, что он меня за курник мой полюбил, — опять скорбно вздыхает девочка. — Почему так, а? — слегка заплетается у неё язык. — Он же меня с родителями познакомил, и я кольцо у него нашла. Я думала он…, — всхлипывает. — А он…

— Так, малышка, — обрываю её. — Я тебе скажу одну очевидную истину, а ты постарайся её принять. Твой Игорь редкостный мудак. И раз он тебя не разглядел, а позарился на какую-то там Таньку, значит, грош ему цена. Но главное не это. Ты сейчас не слёзы должна лить, а радоваться, поняла?

— Чему? — поднимает на меня зарёванное личико.

— Тому! Что Бог тебя отвёл от такого урода, и подруга показала своё истинное лицо. Сейчас ты поплачешь, а завтра нормального себе найдёшь. А так бы выскочила замуж, ребёнка родила этому недоноску, а потом лет через пять открылось, что он кобель, и с подругами твоими у тебя под носом отжигает. Вот тогда да, пришлось бы горькие слёзы лить. А так… Не кисни, прорвёмся.

— А вы когда-нибудь изменяли? — смотрит на меня пристально.

И я чувствую себя, как на исповеди.

Ох, девочка, лучше тебе ничего про меня не знать…

— Всяко было, — отвечаю уклончиво.

— Значит, изменяли, — обречённо. — Правду говорят, все мужчины такие, да?

— Нет, неправду. Тут понимаешь какое дело, когда женщина попадает мужчине в сердце, то другие меркнут. Они становятся как безвкусная, пресная еда. Только с той, которая в сердце, ты чувствуешь себя полноценным, живым, счастливым.

— А у вас есть такая женщина?

— Была, — вздыхаю невесело, вспоминая молодую Наташу.

Как влюбился я в неё без памяти и был уверен, что это на всю жизнь.

Когда всё начало меняться, сейчас уже трудно понять. Наверное, когда я деньги стал зарабатывать нормальные, а Натаха увлеклась новомодными веяниями.

— О, простите, — трогательно вздрагивают губки у Ани, — я не хотела напомнить о вашей потери.

— Ничего, — хмурюсь я, понимая, что Снегурка всё неверно поняла, но переубеждать я её пока не готов.

Не хочу про жену рассказывать. И вспоминать про неё не хочу.

— Хватит о грустном, — подливаю ещё шампанского.

— О, мне достаточно, наверное, — пытается убрать бокал Аня.

— Сегодня можно, — киваю убедительно. — Даже нужно! — доливаю до краёв.

Мы выпиваем ещё по бокалу, по телеку фоном играет музыкальный канал. И тут начинает играть какая-то медленная, тягучая музыка. Саксофон, переливы рояля, и сексуальный, хрипловатый голос чернокожей певицы.

— Давай потанцуем, — предлагаю вдруг.

И пока Снегурка не пришла в себя, вскакиваю, подхватываю девочку за талию, вытаскиваю её на середину комнаты.

— Ой, — повисает она у меня на плече. Смеётся. — Кажется, я совсем пьяная.

— Сегодня Новый год. А значит, так и должно быть, — шепчу ей на ушко, кружа её неспешно под музыку.