Измена. Второй шанс на любовь (СИ)

Кофе с шипением выливается из джезвы и заливает всю плиту. Я срываюсь со стула, хватаю турку и выключаю конфорку. С грохотом кидаю турку в мойку и поворачиваюсь к Никите.

– Вот именно, что он знал! И несмотря на это, так поступил. Ему море по колено. Он считает, что может брать все, что захочет, любую вещь, любую женщину, даже без ее согласия. Никита, а теперь скажи мне, что я должна была сделать? Уступить ему? Не сопротивляться? Я не должна была идти в полицию и писать на него заявление? Я должна была молча схавать этот инцидент и как ни в чем не бывало продолжать сниматься, встречаться с ним на студии, здороваться и улыбаться?

Никита отводит глаза и с сомнением качает головой. В кухне повисает гробовая тишина.

– Что ты молчишь? Ну скажи хоть что-нибудь! – не выдерживаю этого молчания и срываюсь на крик. – Что ты своей башкой трясешь? Что глаза отводишь? Тебя когда-нибудь пытались изнасиловать?

– Катя, послушай меня, – наконец, тихо произносит Никита. – Сейчас мы поедем в полицию, и ты заберешь заявление, а иначе…

– Нет! – перебиваю я его, даже не дослушав.

– … а иначе он тебя сгноит и засудит не только за ухо, а и за то, чего не было. Понимаешь?

– Я все понимаю. А еще я понимаю, что ты сейчас вместо того, чтобы защищать меня, свою женщину, принимаешь сторону этого зажравшегося, похотливого ублюдка! Тебе не стыдно??? – мой голос предательски дрожит, и я срываюсь на слезы. – Ты же обещал меня защищать от Ольховского, если дело примет серьезный оборот. А оно как раз принимает более чем серьезный оборот.

– Кать, успокойся, – окончательно теряется Никита. – Я как раз тебя защищаю.

Встает, подходит ко мне и пробует обнять. Я в бешенстве отталкиваю от себя его руки. Ищу бумажные салфетки и вытираю льющиеся из глаз слезы.

– Твою женщину чуть не изнасиловал другой мужик, а ты вместо того, чтобы ему морду набить или как минимум поддержать меня, прогибаешься перед ним! Конечно, он же дядя с большими деньгами – ему можно все!?

Никита силой сгребает меня в охапку и крепко прижимает к себе.

– Успокойся!

– Не трогай меня! Я думала, что ты мужик, а ты сопля, овца, трус… – пытаюсь вырваться из объятий.

– Катенька, послушай меня, лучше будет, если вы с ним договоритесь по-хорошему. Ты заберёшь заявление, и он заберет. Зачем тебе война? Тебе в нее не выиграть. У него армия адвокатов, деньги…

– Ну надо же! – восклицаю я и истерически хохочу. – Всё, как следователь Авдеев говорил, слово в слово! Да ты знаешь, что, согласившись забрать заявление под давлением, я автоматически стану лгуньей? А за ложный донос я могу получить реальный срок?

– Не преувеличивай, – возражает Никита. – Лучше это остановить сейчас, на корню. Потом, если машина запустится, ее уже будет не остановить.

– А мне все равно! Я уже безработная! Самое страшное – когда на тебя, беременную, нападает здоровенный мужик – позади! Но тебе, Никита, этого не понять. Погоди, – вдруг доходит до меня, – так это он тебя ко мне послал, или его адвокат? Надавить на меня, чтобы я заявление забрала?

Я с силой отталкиваю от себя Никиту

– Предатель! – цежу сквозь зубы.

– Я не предатель. Я просто хочу все урегулировать, – мрачно объясняет Никита, сразу меняясь в лице, и вытирает ладонью выступивший на лбу пот. – Это в твоих же интересах. Если ты сейчас поступишь правильно, то, возможно, тебя и с роли не снимут. Катя, подумай…

– Я уже подумала и поступила правильно – так и передай своему хозяину.

– Катя, не надо так. Иногда в жизни все несправедливо. И от этого очень больно. Поэтому нужно идти на компромиссы.

– Нет, Никита. Довольно компромиссов. С меня довольно! Я только и делаю, что всю жизнь иду на компромиссы! Моя профессия – это один сплошной нескончаемый компромисс! Хватит с меня! Я устала! Прочь компромиссы!

Никита снова решительно подходит ко мне, крепко обнимает и гладит по голове.

– Ладно, Кать, ты права, извини. Прости меня. Я на твоей стороне, что бы не случилось. Не сомневайся и не переживай.

Я тоже крепко его обнимаю и обессиленно прижимаюсь мокрым от слез лицом к его груди в полурастегнутой голубой рубашке.

– Катюнечка, мне сейчас надо уехать, – шепчет он мне в ухо и нежно целует в шею. – Я постараюсь все решить. Вечером к ужину приеду. Проводи меня?

Никита отпускает меня и идет в прихожую. Я молча следую за ним. Надевает пиджак и ботинки и тут же брезгливо сбрасывает ботинок с правой ноги.

– Что за черт?! Почему у меня мокрый ботинок?

С недоумением поднимает ботинок с пола, осматривает и принюхивается. Затем с каменным лицом поворачивается ко мне. И я уже знаю, что он сейчас скажет.

– Кажется, твой кот нассал в мой ботинок. Сволочь.

Я беспомощно развожу руками и одновременно пожимаю плечами. Что тут скажешь? Мой кот – самостоятельная личность, имеет свои кошачьи принципиальные взгляды на мужчин, и ему виднее, когда и кому гадить в обувь.

Никита в бешенстве уходит от меня в одном ботинке, а мы с Феликсом идем завтракать.