Измена. Закрывая гештальты (СИ)

Дети мои переглянулись:

— Да, конечно, из Ганга не пить, по храмам не шарахаться, звонить каждый день и тщательно мыть руки. Спасибо, тётя Анфиса, я помню.

Час, проведенный в шутках, наставлениях, обнимашках и слезах пролетел для нас очень быстро.

Что можно сказать о том, как разрывается материнское сердце, когда твоя крошечка, улыбаясь, проходит регистрацию на рейс?

Это больно, но и так радостно в глубине души: она выросла, такая самостоятельная, серьезная, красивая.

Пока я молча обливалась слезами, моя прекрасная дочь уже скрылась в коридоре, ведущем на паспортный контроль.

И остались мы с Костей вдвоем.

— А чего это ты сегодня без рыцаря? — уточнила Фиса, когда все оставшиеся со стаканчиками кофе выбрались на стоянку.

— А в Москву рыцарь уехал: конференция, сборы, все дела, — я даже умудрилась не облиться.

Подружайка махнула рукой:

— Ну, как уехал, так и вернётся.

— Это безусловно, — грустно улыбнулась. — Да и нам уже пора. Возвращаться.

Вот только возвращаюсь я сейчас настолько далеко к своим корням, что даже немного страшно.

Именно эти переживания, касающиеся нового переезда, позволяют придавить глубине души те слёзы и истерику, которые пытаются накрыть меня все эти дни.

Обнявшись и распрощавшись, мы разъезжаемся в разные стороны из аэропорта.

А я вспоминаю случившийся со мной анекдот, с ним связанный. Дело было сразу после смены главы района на моей прежней работе, году этак в 2015.

Новый наш руководитель был молодой, несильно образованный, но очень борзый, а и такой же громкий. И вот орал он мне через весь кабинет в приемную, где я, по случаю, замещала секретаря:

— Срочно, Арина! Срочно! Я должен лететь в Новгород. Возьми мне билет.

— Павел Петрович, в Нижний Новгород?

— В какой еще Нижний! В Великий! Как ты тут вообще оказалась, если ничего не знаешь и не понимаешь? Быстро мне билет на самолет.

— В Великом Новгороде нет аэропорта.

— Ну, тогда в ближайший! Какой к нему ближайший аэропорт?

— «Пулково».

О, это стало настоящей сенсацией в нашем серпентарии, и все долго ждали, когда же меня, посмевшую посрамить руководство, уволят.

Через пару месяцев нашего главу района перевели. В Великий Новгород.

— Как же он там, без аэропорта-то? — лицемерно сокрушались мои милейшие коллеги.

А вот так. И мы, пожившие в Новгороде, тоже без аэропорта не померли, да.

И не помрем.

Ни от чего не помрем, хоть и кажется, что сердце сейчас остановится или рассыплется на острые, режущие кусочки от постоянной ноющей боли.

Ну что же, Плач Ярославны и все прочее, ужасно страдательное у меня будет, но позже.

Сейчас нас с Костей ждёт дорога обратно и не самые приятные разговоры.

Неожиданно, но на деле всё оказалось не так страшно.

— Ты же понимаешь, милый, что наш переезд в Валдай, твой переход в новый клуб и прекращение общения со всеми, кто остался в Великом Новгороде — это исключительно разумные и, я надеюсь, полезные решения?

Сын, устроившийся на переднем сидении, заерзал и зафыркал:

— Ну, я там в ваших взрослых делах, конечно, не очень шарю, но вот, что тебе скажу: Глеб Максимович, правда, сильно тебя любит и ты, ведясь на все эти провокации, поступаешь, ну, не очень.

Ох, ты мой маленький, неприкаянный котенок.

— Ты, правда, не слишком шаришь во всех взрослых делах, но тебе это и не нужно. Иногда ситуация складывается так, что, к сожалению, чувства не проходят проверку внешними обстоятельствами.

— Это ты про племянницу нашего директора?

— Какую племянницу?

— Ну, эту Аллочку-липучку. Как она притащилась, так пацаны сразу заявили, что на тренера давить будут. В прошлый раз он от неё с трудом отвязался, а сейчас там, типа, и родня со всех сторон, да и начальство. СерСеич сказал, что это не нашего ума дело, но вроде как Глеб там пошёл в отказ и на принцип. Так что ты, мам, не права.

Естественно. В картине мира сына я до сих пор чуть что — не права.

Жестоко будет сейчас напоминать ребенку про его опрометчивый уход из дома с отцом в марте, его только слегка начало отпускать чувство вины.

— Конечно, информация неожиданная, но…

Вероятно, Котик и сам вспомнил эпопею с разводом, поэтому замахал руками:

— Да, знаю — знаю и не лезу. Но ты бы подумала. Глеб Максимович — норм мужик и тебя любит.

Как я не зарыдала — до сих пор не пойму.

Любит. Ну, конечно.

Так как говорить некоторое время я была не в силах, то ребенок вкратце поведал, что с пацанами они сцепились из-за гранта. Его сын мой, оказывается, получил, потому что его мать спит с одним тренером, а сестра — с другим.

Ну, откровенного говоря — это правда. Но если честно, то уж мы бы и без гранта бы лучше обошлись. «Не надо делать мне, как лучше. Оставьте мне как хорошо», да.

А потом мы с Котиком прилично так обалдели, увидев стоящий поперёк дорожки в наш подъезд, чёрный байк. И очень нервного Кирилла Андреевича на нём.

— Добрый день, Арина Егоровна!

О, как! Вот это поворот, а где же Капризуля?

— И вам добрый день, Кирилл Андреевич, коли не шутите.

Кир оттянул ворот футболки, вздохнул и взлохматил волосы:

— Мне очень срочно нужна Лера, — и букетик такой с розами-спрей в руках вертит.