Изменчивый ветер

– Которые считают себя неотразимыми и незаменимыми.

– Сколько презрения и неприязни в твоих глазах к совершенно незнакомому человеку, – хмыкнул Венто. – Ты ведь меня не знаешь.

– Мне достаточно одного взгляда, чтобы понять, какой ты ловелас.

– Какое это имеет отношение к работе? Моя личная жизнь не должна тебя касаться. Тебя должны заботить только мои профессиональные качества.

– Для этого ты не должен переносить на работу свои похождения. А мне известно, что ты переспал со всеми задействованными в театре женщинами.

– Ошибаешься, – злорадно хмыкнул Венто. – Не помню, чтобы я переспал, например, с тобой.

– Да как ты смеешь?! – прошипела Грациелла, покраснев до корней волос. Она вдруг подняла руку, делая резкий шаг вперед и, видимо, намереваясь ударить его, но Венто перехватил ее движение.

– Как агрессивно ты реагируешь, будто тебе в принципе противна мысль о близости с мужчиной, – расплылись его губы в саркастичной улыбке.

– Ты почти угадал! – одарила она его надменным взглядом. – Это одна из самых бесполезных вещей на свете – быть вашей одноразовой подстилкой.

– Тебя кто-то бросил после первой ночи? – невинно приподнял он брови домиком.

– Не твое дело, – огрызнулась Грациелла.

– Твоя неудовлетворенность видна при первом взгляде.

– Ты… ты… – начала она задыхаться от ярости.

– Что я? Я лишь говорю то, что вижу. А вижу я привлекательную женщину, которая могла бы покорить любого, но своим холодным презрением ко всему мужскому полу вызывает лишь отторжение. Ты оказываешься никому ненужной, одинокой и неудовлетворенной и презираешь нас еще больше. Замкнутый круг.

– Да как ты смеешь делать подобные предположения?! Что я неудовлетворенная одинокая женщина…

– Да потому что любой мужчина, даже если захочет приблизиться к тебе, испугается твоего ледяного надменного взгляда и начальственного тона. Не удивлюсь, если ты даже целоваться не умеешь…

Грациелла гневно сверкнула на него глазами, испепеляя взглядом. На миг Венто испугался, что перегнул палку, и теперь она будет добиваться его исключения даже из этого не подающего надежды спектакля. Он, конечно, знал, что директор театра не позволит такого и скорее поищет другого режиссера, чем исключит Венто из конкурса, но все равно внутри все замерло в ожидании ее действий.

Реакция Грациеллы оказалась непредсказуемой, хотя именно этого Венто и добивался, по сути. Вместо того, чтобы устроить истеричный скандал, какой устроила бы любая уважающая себя феминистка, Грациелла резко распахнула дверь, с силой втолкнула Венто внутрь, затем с грохотом захлопнула дверь за своей спиной – в этот момент Венто испугался, что она достанет откуда-нибудь нож и вонзит в него, – и… впилась в его губы поцелуем. Именно впилась, а не нежно прильнула, поцеловала или прикоснулась к устам. О нежности вообще речи не шло, а поцелуй можно было скорее охарактеризовать как принуждающий. Внутри Венто он поднял лишь бурю протеста. Никогда еще женские губы не казались ему настолько чужими и твердыми. От них просто веяло холодом. К тому же в нос ударил аромат ее духов, который был неприятен ему до отвращения.

Венто хотел оттолкнуть ее, возмутиться, разорвать этот отвратительный для себя контакт. Она ворвалась в зону его комфорта слишком бесцеремонно и против его воли. Но в голове снова всплыли слова Джорджо и недавние размышления. «Раз уж она сама решила воплотить в действие этот план, я просто не имею права упустить выпавший шанс…» – подумал Венто.

Грациелла отстранилась и торжествующе посмотрела на него.

– Надеюсь, ты убедился, что я умею целоваться? И не знаю недостатка в мужском внимании?

– Конечно, – ответил Венто, стараясь скрыть сарказм в своем голосе. Он прекрасно понимал, что женщина, не знающая недостатка в мужском внимании, не пытается это кому-то доказать, а просто принимает подобное внимание и наслаждается им.

– Слишком неубедительно! – с вызовом ответила Грациелла. А затем схватила его за рубашку и рывком расстегнула ее. Нити, которыми были пришиты пуговицы, с треском лопнули.

Венто отпрянул и с упреком посмотрел на главного режиссера. Она же взирала на него надменным взглядом, ни сколько не смущаясь. Внутренне Венто содрогнулся: ему показалось, что женщина с таким взглядом вполне могла бы применить к нему какие-нибудь садистские приемы, а этого он терпеть не собирался. Для него секс был синонимом нежного удовольствия.

– Я, впрочем, как и мои пуговицы, не терплю жестокого обращения, – произнес он странным голосом.

Грациелла рассмеялась ему в лицо, но что-то в ее смехе выдавало наигранность. Она только хотела выглядеть властной и самоуверенной, а на деле, похоже, была слабой женщиной.

– Если ты хочешь ласки и нежности, попробуй сама подарить эти чувства другим. А если ты хочешь властвовать надо мной не только как режиссер, то не слишком обольщайся. Насилие и принуждение караются законом, – едва уловимое злорадство появилось в его голосе.