Б.С. Антимонов утверждает, что «договорная ответственность есть всегда дополнительное обязательство, содержащее в себе дополнительную обязанность должника, которой не было в содержании первичного обязательства до его нарушения»25
. Примерно такой же позиции придерживается Н.С. Малеин. Основная черта гражданско-правовой ответственности, по его мнению, – неблагоприятные для правонарушителя последствия и, следовательно, ответственность в смысле отрицательных имущественных последствий может выражаться только в виде обязанности, которой до правонарушения не существовало26.Другая точка зрения состоит в том, что до совершения правонарушения подобная обязанность существует, но лишь в потенции. О ее реализации можно говорить тогда, когда правонарушение совершено. Иными словами, для осуществления обязанности субъекта, предусмотренной на случай возможных нарушений, необходимо накопление всех элементов юридического состава. В свою очередь, это означает, что обязанность того же субъекта нести неблагоприятные последствия допущенного им нарушения находится в рамках одного правоотношения27
.Согласиться с таким мнением сложно по той причине, что обязанность понести гражданско-правовую ответственность универсальна и применима ко всем обязательствам. Конечно, возможность привлечения к возмещению убытков, например, теоретически существует всегда. Но появление ответственности является скорее аномалией, чем последствием накопления необходимых элементов состава юридических фактов.
М.М. Агарков, анализируя замену обязанности передать вещь, выполнить работу и т.д. на обязанность возместить убытки, указывал, что правильными были бы два варианта: а) первоначальное обязательство прекращается и заменяется новым и б) меняется содержание обязательства. При этом он подчеркивал, что «формально – логически спор между этими двумя точками зрения был бы чисто схоластическим упражнением»28
.Думается, однако, что разрешение вопроса имеет юридическое значение. Вряд ли можно согласиться с тем, что между прекращением и изменением обязательства нет никакой разницы, взять, к примеру, последствия таковых для способов обеспечения исполнения обязательств. В то же время, говоря об ответственности, видится логичным рассматривать ее как самостоятельную, возникшую вследствие неисполнительности должника обязанность, а не как потенциально заложенную в содержание обязательства возможность воздействия на недобросовестного субъекта. Убытки, как и иные формы гражданско-правовой ответственности, могут существовать изолированно от неисполненного обязательства, взыскиваться одновременно или полностью заменять собой надлежащее исполнение. Все это свидетельствует о самостоятельном характере ответственности, отличном от изменения обязательств.
Подобная точка зрения находит отражение у В.В. Бутнева и Е.А. Крашенинникова29
. Они считают, что охранительные гражданские правоотношения отличаются от обеспечиваемых ими регулятивных гражданских правоотношений по предпосылкам возникновения, содержанию, юридическим свойствам, а иногда и по субъектному составу, и потому не могут рассматриваться в качестве аномальной стадии их развития.Таким образом, охранительные отношения следует рассматривать как самостоятельный вид общественных отношений, имеющих особую форму и содержание, а не как стадию развития обязательства.
В теории гражданского права и гражданского процесса ведутся дискуссии относительно последствий истечения срока исковой давности для судьбы субъективного права. «Надлежит признать», – писал Б.Б. Черепахин, – «что субъективное право не перестает существовать только из-за того, что оно потеряло свою принудительность. Необходимым условием такого бытия субъективного права при отпадении возможности принудительного осуществления является продолжающееся признание его существования государством, которое само по себе имеет первостепенное практическое значение»30
.Напротив, некоторые советские цивилисты и процессуалисты считали, что с истечением срока исковой давности управомоченный утрачивает не только возможность принудительного осуществления права, но и само субъективное право31
. Их основной довод состоял в том, что поскольку праву как особому общественному явлению присуща специфическая особенность, заключающаяся в возможности его принудительного осуществления, постольку истечение срока исковой давности, погашая возможность принудительного осуществления субъективного права, погашает тем самым и само это право.Как замечал В.П. Грибанов, если сторонники первой точки зрения встретились с трудностью при доказательстве сохранения субъективного гражданского права после истечения срока исковой давности, то сторонники второго мнения испытали достаточно затруднений при объяснении тех оснований, по которым субъективное право вновь возникает у бывшего управомоченного лица, при исполнении обязательства или при возврате ему вещи должником после истечения срока исковой давности32
.