Изменение ума. Заметки о прошлом, настоящем и будущем русского государства

А теперь давайте вдумаемся в то, о чём в данной концепции говорится: Россия ставит перед фактом другие страны мира, и в первую очередь соседние с ней суверенные государства, что часть их населения, а то и все они полностью, являются неотъемлемой частью России; что наша страна будет придерживаться государственной политики, ставящей своей целью предотвращение ассимиляции этих людей и укрепление их связи с нашей страной; что отныне русский язык, русская культура, русские традиции и даже Русская православная церковь5 являются элементами «мягкой силы», то есть инструментами распространения российского геополитического влияния. В итоге, рисуется почти апокалиптическая картина: Россия распространяет своё влияние по всему миру, а русский народ, разбросанный по планете, начинает себя осознавать как единое целое и стремиться к своему историческому центру. Мы можем, разумеется, заявлять, что эта политика исключительно культурная и никому не несёт угрозы, но ведь именно культура – это стержень любого общества, то есть то, что определяет мировоззрение каждого человека, а через него – политику всего государства.

Неужели не это является истинной причиной объявленного на Западе крестового похода против русского языка и русской культуры? Неужели не в этом причина того, что соседние с нами страны массово стараются «забыть» общие с нами исторические корни, запрещают русский язык, а на Украине массово разоряются православные храмы? Может быть, просто другие страны не хотят быть частью Русского мира, может быть им не нравится, когда за них делают выбор? Может быть, они хотят избежать влияния Москвы на жизнь своих народов, хотят проводить суверенную политику? К тому же нужно чувствовать разницу в ситуациях, когда мы говорим о судьбе русских в Парагвае и когда говорим о соседних с нами странах. И если в первом случае мы ещё можем размышлять о гуманитарном характере нашей политики, то в случае с Прибалтикой или Украиной мы получаем вполне обоснованное обвинение в империализме и агрессивности.

В процитированном выше документе есть отсылка к опыту Европейского союза, где суверенные страны развивают между собой самые тесные связи. По мнению авторов концепции, у стран Русского мира гораздо больше общего друг с другом, а значит есть ещё больше оснований для запуска интеграционных процессов. Воспользуемся этим сравнением для иллюстрации иной точки зрения: европейцы прикладывают огромные усилия, чтобы убедить соседей объединиться, это добровольный союз, где каждая из стран имеет равные права с остальными. Мы же, наоборот, не убеждаем, не привлекаем, не заинтересовываем соседей, мы просто констатируем факт: вы являетесь неотъемлемыми частями нашего культурного поля, вы «русские», и мы вас не отдадим никому другому.

* * *

Так что же не так с принятой нашим государством идеологией «Русского мира»?

Во-первых, мы забыли, что человек – существо сложное, и что его жизнь определяется не окружением, наследственностью и привычками, но есть результат свободного и осознанного выбора. Даже если мы убеждены в том, что соседние с нами страны объективно принадлежат вместе с нами к единому цивилизационному, то есть культурно-историческому полю, то это не значит, что они не могут сделать иной выбор и пойти иным путём. И даже если мы считаем, что такой выбор противоречит природе и здравому смыслу, мы не можем никому свою точку зрения навязывать. Вспомним свою недавнюю историю: не были ли мы убеждены в том, что социализм представляет собой идеал человеческого существования, и он, безусловно, необходим странам Восточной Европы? Но оказалось, что, например, у поляков иная точка зрения. Обратитесь к статье М. Моравецкого, чтобы понять результат навязчивого желания помочь другим с их жизненным выбором.

Во-вторых, эта идеология нарушает целостность других обществ, а значит она аморальна и противозаконна. Теоретики «Русского мира» говорят о создании «сетевой, постмодернистской» общности русских людей, не ограниченной территориями государств6, о необходимости прямого «взаимодействия между гражданскими обществами» и «элитами» государств7, то есть, в сущности, о их геополитическом взаимодействии в обход официальных правительств. Почему мы свято убеждены в том, что нам необходимо сплотить нашу страну и освободиться от влияния «пятой колонны», но при этом не замечаем, что наша внешняя политика имеет прямо противоположный вектор и направлена на насильственное разъединение чужих обществ и нарушение чужой идентичности? Кроме того, почему же мы, выступая с позиций традиционализма, позволяем себе брать за основу своей политики ненавидимые нами практики разлагающегося Запада, отказываемся от прозрачной государственности и создаём какие-то чудовищные идейные конструкции? Как это ни прискорбно, но внешняя политика нашей страны носит дестабилизирующий характер на международные отношения.