Измененные состояния сознания

Наконец, после того, как мы некоторое время поговорили на разные темы, Хаксли сказал: "Эти слова вызывают во мне удивительное ощущение значимости и тепла, но я крайне, если не сказать ужасно, беспомощен. Видимо, мне во всем придется полагаться на тебя. Это удивительно, поразительно".

Этот комментарий я умышленно пропустил мимо ушей, а во время последующей беседы увидел, как на лице Хаксли появлялось выражение озадаченности при том, что он даже не собирался обращаться ко мне за помощью. Через некоторое время я мягко, но настойчиво сказал: "Возможно, теперь материал станет доступным". Хаксли, до этого сидевший в кресле в ленивой, расслабленной позе, вдруг с удивлением выпрямился и выдал поток слов с такой скоростью, что полностью успеть их записать не было возможности, если не считать нескольких случайных пометок.

По существу, его мнение сводилось к тому, что слово "доступный" оказало эффект одергивания занавеса амнезии, обнаружения ошеломляющего субъективного опыта, который чудесным образом "стерся" словами "забудь" и был полностью воспроизведен благодаря ключевой фразе "станет доступным".

Он объяснил, что теперь понимает, что пребывал в глубоком трансе — психологическом состоянии, значительно отличающемся от глубокой рефлексии, в котором имеют место слабое, индифферентное осознание внешней реальности, ощущение пребывания в знакомом чувственном состоянии субъективного осознания, чувство контроля и желание использовать способности и в котором прошлые воспоминания, знания и опыт приходят и уходят свободно и легко. Наряду с этим существует устойчивое внутреннее ощущение, что эти воспоминания, знания, опыт и понимание, хотя и неясно, но являются не более чем систематизацией и упорядочиванием по степени значимости психологических переживаний, формирующих фон для глубинного, приятного субъективного эмоционального состояния, из которого проистекает исчерпывающее понимание — оно немедленно используется, и для этого не требуется больших сознательных усилий.

Он утверждал, что теперь понимает, что состояние глубокого транса — совершенно иная категория опыта. Внешняя реальность может включаться, но обретается новый тип субъективной реальности — особая, совершенно новая по значению реальность. Например, если я был частью его состояния глубокого транса, то являлся не конкретным человеком с конкретной идентичностью, а лишь тем, кого он (Хаксли) знал по неопределенным, ничего не значащим и совершенно непознаваемым отношениям.

Помимо моей "реальности" существует еще и такая, с которой обычно сталкиваются в ярких сновидениях и которая не вызывает никаких сомнений. Эта реальность целиком принимается без вопросов, и не делается ни конфликтных сравнений, ни оценочных суждений, ни противоречий, так что все, что переживается субъективно, без сомнения признается подлинным и с субъективной, и с объективной точек зрения, и в согласии со всем остальным.

Оказавшись в глубоком трансе, Хаксли обнаружил себя на дне ущелья. Высоко наверху, на самом краю обрыва сидел я, докучливо многословный, кого он знал только по имени.

Кроме него, там еще был обнаженный младенец, который лежал вниз животом прямо на сухой, рыхлой песчаной почве. Реальность ребенка не вызывала у Хаксли сомнения, и он стал пристально его разглядывать, чрезвычайно заинтересовавшись его поведением, пытаясь понять его движения — как он молотит ручками и передвигает ножками. К своему удивлению, он почувствовал, как переживает странное смутное ощущение, будто сам является ребенком, разглядывающим песок и пытающимся понять, что происходит.