Изменить будущее

В школе продолжала функционировать «разведшкола» и секция САМБО, хоть и чахленько. Светлана Яковлевна, моё желание вернуться в своё детище на постоянной основе, приняла с восторгом. Разрешила вести и платную, «кооперативную», группу для взрослых. Государство разрешило подобный вид деятельности, но только для организации «досуга» взрослых. Разрешило и секции рукопашного боя, но с условием строгого учёта учащихся. На каждого желающего изучать боевые искусства, которые мы называли «ногодрыжеством», заполнялась карточка с фото и отпечатками пальцев. Потому такой строгий учёт, что — «боевые».

Затащил в школу и Рошкаля, взяв его на «слабо», но до тренировки не допустил, так как он сова был вмазанный. Однако Женя проникся моим совершенством, значительно выросшим за десять лет и «наезды» нариков прекратились. Мне не хотелось начинать с ними настоящую войну, в которой пострадали бы все. Я бы точно сел, а они бы потеряли минимум — здоровье.

— Гена завтра приезжает, — сказала мама. — Звонил сегодня. Надо матрас с антресоли достать.

— О! — Крикнул папа из спальни*-. — Хоть на троих выпьем. А том мне с сыном пить… не удобно… А одному не хочется…

Папа пил мало и редко, а я совсем перестал. Постоянная с детьми обязывала. Да и стала замечаться «отдача» после застолья в спортивных результатах. Двадцать семь всё-таки намедни стукнуло.

— … в ходе программы импортозамещения, вызванной введёнными США санкциями в СССР в 1986-87 году открылось пятьсот тридцать два новых производства ранее не выпускавшейся продукции, — изрёк диктор «Голоса Америки из Вашингтона». — Запущены заводы по производству карбида кальция, этиловой жидкости…

— Наконец-то, — раздался возглас отца. — Карбид стали у нас делать! Ну надо же!

— А этиловая жидкость это что, спирт? — Спросила мама. — Вроде, много его у нас…

— Нет! Это для повышения октанового числа в топливе… Бензин делать, — сказал я. — Мы в институте по «военке» проходили.

— … фосфорных удобрений, веществ для кожевенной промышленности, полиэтилена, пластмасс…

— Во попёрли наши, — папа выглянул в зал. — Есть что с Геной обсудить.

— Да он и ночевать не будет, — сказал я. — Снова к друзьям, а потом в гостиницу. Не по размеру ему наши диваны. Да и дела…

Маме взгрустнулось. Мы любили его. Он всегда был спокоен и выдержан. И очень разумен.

Дядя Гена приезжал во Владивосток по делам: или в пароходство, или в крайком партии.

Мы давали обед в субботу. Мама наделала салатов, сварила борщ, нажарила рыбы в кляре. Дядя Гена привёз метаксы и оливки.

— Партнёры из греческой фирмы подарили, сказал он, я мне вспомнилось, как он всё время и в моём времени привозил из Греции оливки, метаксу и фисташки. Но это уже в девяностые годы, когда он сам переехал туда жить.

— Предлагают создать совместную компанию по крюингу.

— Ну и? — Заинтересовался отец.

— Да кто же нам позволит? Самим не хватает толковых моряков.

Одевшись, мы вышли на балкон покурить. Папа иногда брал в руки сигареты, когда выпьет, но очень редко, за компанию. Я курил только… когда это я курил? Не курил я…

Мой мозг дал сбой. Вспоминалось, что вроде бы как — курил, но когда, не мог вспомнить. Мой мозг многое не мог вспомнить после болезни. Меня поначалу это угнетало, но потом… Да и похер…

Папа с дядей упорно обсуждали «перестройку», а мне это было не очень интересно. Да и прохладный март выдался. Не смотря на солнечный день, ветер с моря надувал холод. В дамбе ещё плавали льдины, да и вдоль берега глыбы льда, смешанные с песком и водорослями, таять отказывались.

Я вернулся в зал. Вскоре вошли и папа с Геннадием Николаевичем. Но Дядя Гена вдруг сказал:

— Что-то не накурился я, — и снова вышел на балкон.

Отец повесил куртку и уселся в кресло, а дядя Гена постучал в стекло балконной двери и поманил меня к себе пальцем.

— Как жизнь, Миша? — Спросил он.

— Да, нормально. В спорт вернулся. В школе… И Кооператив открыл. Около трёх сотен выходит… И рядом с домом…

— Мать рассказывала, как ты из ВБТРФ уходил. Звонила. Боялась, что по партийной линии тебя…

— Да, нормально всё. Не дураки они… Да и поснимали там потом многих. Н о это не я. Меня пытали «эсбэшники», но, кроме того, что я уже говорил в парткоме, я ничего им не сказал. Там в «конторе» такой киль дым стоит! Территорию порта опутали колючкой, гэбэшников в охрану поставили береговая охрана, говорят, по заливу шастает. Несунам писец, короче. И правильно… Не надо давать возможности красть. Сознательность, это ещё не скоро… Её воспитывать надо кнутом и очень долго. Как в Англии…

Дядя Гена смотрел на меня с интересом и как-то с удивлением.

— Что, — спросил я. — Что-то не так?

— Так-так, да не так…

Он помолчал.

— Ты помнишь, как мы с тобой сидели в гостинице в Находке в 1985 году? Перед смертью Черненко? Пиво пили…

Мне поплохело.

— Не-е-ет… Не помню, — прошептал я осипшим голосом.

— Как ты мне сказал, что завтра Черненко умрёт, а это оказалось сегодня… И мы ещё поспорили на то, кто станет генсеком… И оба проиграли…

— Не-е-е помню…

— А то, как ты заграницу на танкере уходил под чужими документами?

— Зачем под чужими?