Изменить мир (СИ)

Щелчок замка — и перед ним уже стоит его начальство, Галина Николаевна Рогозина. В своем неизменном строгом костюме и так ею любимой красной блузке. А в правой руке ее был небольшой пакет из винного магазина неподалеку.

— Опять? — спросила она без улыбки.

И не нужно было ей уточнять, о чем он думал совсем недавно. Она сама все прекрасно знала.

— Опять, — успокоенно протянул Роман и пропустил в квартиру Рогозину.

Одно стало ясно четко: сегодня он явно будет не один. Не останется наедине с грызущим душу чувством одиночества и мыслью о том, что он не изменил мир.

Но кто знает, может, все еще впереди.

Комментарий к А.

Как вам начало фанфика, дорогие друзья?

========== Р. ==========

Аристов сидел и молча наблюдал за тем, как Галина Николаевна достает из небольшого пакета бутылку довольно дорогого вина, за тем, как она ищет в бесконечных полках бокалы и не находит.

После расставания с той бизнес-леди он разбил их. Два бокала, с гравировкой на румынском языке, которые Роман купил себе во время одной из командировок в стране вампиров. Примечательно, что именно после той самой командировки он и познакомился с ней, подарившей ему дочь и запретившей ему знать об этом.

Время от времени Аристову казалось, что эти два бокала преследовали его те несколько месяцев их встреч. В первый совместный вечер в этой небольшой квартирке-студии на шестнадцатом этаже они их соединили, и в вечер самого жуткого скандала они были рядом: стояли на столе с остатками недопитого дорогого вина. И несмотря на то, что бокалы хоть и были у него несколько месяцев, он так и не стал узнавать, что значила надпись «Dragostea nu bate la cioburi»*. Хотя время от времени казалось, что стоило бы узнать, да только слова эти спустя пять лет он уже забыл.

Так и не найдя бокалы, Рогозина вытащила из кухонного шкафчика две кружки и, громко стукнув ими, поставила на стол перед майором. Следом на столе оказалась и бутылка. Роман обратил внимание: очень не копеечное, в духе начальства. Тот отвлекся от своих мыслей и растерянно взглянул на начальницу.

— Пить в старых кружках «Rosso del Bepi»* стоимостью чуть ли не в двадцать тысяч рублей — это как-то… — чуть хриплым голосом начал Аристов, но полковник резко отрезала:

— Зато запомнится. И в этом есть своя прелесть.

Роман отсутствующим взглядом следил за ее действиями. Женщина достала из небольшого ящичка штопор и, взяв бутылку, собралась было ее открывать. Но майор первым схватил штопор и молча забрал вино из рук Рогозиной.

Несколько секунд — и вот, бутылка открыта. Галина Николаевна, не проронив ни слова, налила напиток в кружки. Темно-красная жидкость. «Словно кровь свою собираюсь пить… — проговорил в своих мыслях Аристов. — Как жизнь эту кровь из меня пила все время».

— Красное вино… Кровь. Как в Чечне, — проговорила Рогозина, глядя на вино в кружке. — Никак из головы не лезет. Опять… Знаешь… Сегодня годовщина.

— Сколько? — глубоко вздохнув, спросил майор.

Он понял, что она пришла к нему не просто так. Друг для друга они — спасатели. Спасатели собственных душ. Перед их глазами развернулся целый мир, а они все еще продолжают видеть кровь на дороге и разорванное пушечное мясо, которое некоторое время назад было людьми. Теми, кто хотел жить, растить детей, видеть улыбку близких и радоваться солнечному дню.

Они выжили. Пушечным мясом не стали. А толку? Все равно нет того, о чем мечтали погибшие солдаты, о чем до войны и мечтали они, живые. А живые ли они сейчас? Насчет себя Роман явно был не уверен. Он себя давно убил, еще, наверное, в начале той самой войны, когда был убит его сослуживец. На его глазах. Это мгновение, когда друг успел оттолкнуть каким-то чудом, приходит каждый день к нему в воспоминаниях, является во снах, а погибший друг мерещится чуть ли не в каждом прохожем. Он постепенно даже привык к этому, и был этому рад: значит, все-таки есть душа человеческая, и Тот свет есть, и друг его Там не забывает, приходит в этот мир, немного погостить и напомнить о себе. А может, напомнить о том, что не стоит так проживать жизнь? Не зря же Аристов жить остался, и не просто так друг его оттолкнул и спас ценой своей жизни? Может, об этом друг хочет сказать, потому и является в каждом встречном?..

— Я не хочу вспоминать, сколько времени прошло с того… — тихо проговорила Галина Николаевна. — Какой смысл? Все равно для меня этот день был словно несколько часов назад.

— Говорят, что все забывается. Правда, эти глупые люди не были на войне.

— И у них не было войны в сердце.

«Не было войны в сердце». Поразительно правильные слова. Вот только они сами пустили в себя эту войну и живут с ней, словно и не пытаясь вернуться к миру. Что он, что она — равно. Она погибла, она осталась на войне, с мужем. А он? Он-то когда успел?

— Все равно ты был прав, — вдруг проговорила Рогозина и отпила еще немного вина из кружки.