Изменить нельзя

— Жалко Гошу, — кривится Глеб. — Его ведь теперь от этого не отделить, — кивок, как плевок, в сторону погашенного упыря. И уже деловым тоном добавляет: — Кстати, готовься, Шарапов. Командировка в Африку. Твой друг Чен Ко уже там — внедряется в шайку местных перевертышей-людоедов. Ты будешь от нашей Управы в качестве специалиста-консультанта по работе с внедренными агентами. На рожон не лезть — тамошние выворотни тебя вмиг раскусят… — Поняв излишнюю недвусмысленность своего «раскусят», умолкает на миг, но тут же, звеня серебром в голосе, напоминает: — Только кабинетная работа! Чисто консультативная помощь! Все остальное сделают Чен Ко и тамошние силовики!

— А почему я-то вообще? — то ли удивляюсь, то ли возмущаюсь я — сам для себя пока не решил.

— Ну, во-первых, Чен Ко просил — понравилось ему с тобой в связке работать.

«Эй, полоняне, берегите глотки — облизнулись золотые львы», — пришла на ум строчка из старой песни.

— А во-вторых?

— Ты че, Шарапов? — вытаращился Глеб. — Фамилие свое забыл? Ну тогда в зеркало глянь — думаю, уже можно…

Помню я «свое фамилие», Ловчий мог бы и не напоминать. Шарапов — вроде сокращения от «шар арапов». Шар — идеальная форма, в данном случае — форма ауры. Максимальная защищенность, максимальная приспособляемость и т. д., и т. п., и др., и пр. Ну а какого цвета на лицо арапы, думаю, жителям страны, где родился, жил, летал и погиб в воздушной дуэли Пушкин-ас, объяснять не нужно. Черен я ликом от природы, но, в силу идеальной формы ауры, способен к смене характерных расовых признаков. Непонятно? Я — человек-оборотень или расовый выворотень — как угодно. В зверя-то не превращусь, а вот пигментация кожи и волоса, фигура, разрез глаз, нос, губы, надбровные дуги там…

— Только здесь не меняйся, — просит Глеб, не привычный еще к таким способностям у людей. У нечисти, нежити и нелюди это привычно, у них это — зло, если, конечно, как в случае с Чен Ко, не обращено во благо. А вот у просто людей чтобы — мало кто привык. Даже Глеб, Огненный Ловчий. — Не люблю, — добавил, невольно скривившись.

Вежливо приостанавливаю обратную трансформацию на середине. Хоть «а то меня стошнит» не говорит, как в первый день знакомства, — и на том спаси бог.

— Встретимся еще, — протягиваю ему уже почти черную ладонь.

— Ну и рожа у тебя, Шарапов! — хмыкает, пожимая мою руку, Глеб. — Встретимся, конечно.

А где, не уговариваемся. Известно ведь, что место встречи изменить нельзя.