Изменить судьбу 2

Помню, что я дома, почему-то один. Подкрадываюсь к кошке, хватаю за хвост и дёргаю изо всех сил. Потом разворачиваюсь, и бегу со всех ног к своей панцирной кровати с натянутой сеткой, и залезаю в своё жизненное пространство через эту железяку. «Всё, я в домике, хрен ты сюда заберёшься». Наивный чукотский юноша. Что для кошки решётчатая спинка панцирной кровати. Вижу, как кошка гордым неторопливым шагом входит в комнату. Я ехидно смотрю на неё из-за решётки. Она смотрит на меня. Потом подходит к кровати. Прыжок сквозь прутья, и вот она уже внутри моего жизненного пространства, казавшегося мне таким безопасным. «Э! Э! Так не честно, я в домике!» Забиваюсь в угол кровати. Кошандра не торопится, куда я денусь, с подводной лодки. Неторопливо подходит ко мне. В глазах насмешка и ещё нечто такое, как у гурмана за столом, когда он решает, с какого блюда начать. Приблизившись на ударную дистанцию, наносит несколько царапин и обозначает укус. Умная. Сильно не царапает, нельзя, это-же ребёнок, хоть и кожаный. Но наказание за проступок должно быть неотвратимо. После наказания смотрит на меня несколько секунд строгим взглядом, потом, так же медленно разворачивается и, задрав хвост, уходит по своим делам.

«Что?! Меня?! Царя природы?! Вершину эволюции?! Наказала какая-то мохнатая четвероногая тварь?! МЕСТЬ!!!»

Снова перелезаю через сетку и иду искать обнаглевшее животное. Нахожу под сервантом. Кошка шипит на меня, открыв пасть. «Ха! Глупая! На хвосте у тебя пасти нет!». Всё повторяется.

Ещё помню, что очень любил есть угольки из печки, которой дом и отапливался. Конечно, не красные, раскалённые, а чёрненькие, маленькие, такие красивые и такие вкусные. Впрочем, ел я вообще всё. Помню рассказы бабушки:

- Сижу крою, или прострачиваю. Славка сидит рядом и смотрит во все глаза. Только упала какая-то нитка или обрезок ткани, он, как зигзаг молнии, уже тут как тут. Схватит и в рот. А потом из горшка достаём какахи, как бусы, нанизанные на ниточку.

Родители водили меня к врачу с этой проблемой. Врач сказала, что мне не хватает каких-то веществ в организме. Выписала меловые таблетки. Сам я этого не помню, но мама рассказывала, что я так конфетки не выпрашивал, как «табле-е-еточку…». По пятам ходил часами.

Когда мне было примерно три с половиной, умер дедушка. Все говорили, «от разрыва сердца». Я уже ходил в детский сад, а моя сестра этот же детсад заканчивала. Деда похоронили. Что там и как было дальше, мне в точности не известно, но родители завербовались на ударную комсомольскую стройку в Набережные Челны. Строительство автогиганта КАМАЗ. Потому, что участников комсомольских ударных строек быстрей двигали в очереди на квартиру. А нас с сестрой оставили на попечение бабушки. Так сестра и пошла в школу, живя с бабушкой и со мной в однушке. И я, волей-неволей, проходил программу начальных классов вместе с сестрой. Таким образом, к шести годам я и приобрёл все эти «скиллы», как сказали-бы в будущем.

Потом, в 1972-м, отцовский частный дом пошёл под снос, и родители вернулись со своей стройки, чтоб получить квартиру в новом микрорайоне города. Причём, квартиру получили отдельно наша семья, и отдельно – тётя Надя. На стройку родители возвращаться не стали. Занялись объединением квартир, нашей и бабушкиной. К тому-же, брат Лёшка уже родился, и бабушка с нами троими просто не справилась-бы. Лёшка родился там, в Челнах. Отец ещё долго потом, увидев на дороге КАМАЗ, говорил ему:

- Смотри, Лёшка, КАМАЗ, твой земляк.

Не знаю, как родители разговаривали с директором школы, какие аргументы приводили, но в школу я пошёл с шести лет, хотя с шести в первый класс и не брали. Разве что до исполнения семилетнего возраста оставался, максимум, месяц.

Вот таким образом, к окончанию восьмого класса я оставался ещё пионером. При поступлении в технарь, это обстоятельство тоже вызвало некоторые затруднения, но вцелом, на учебу меня приняли, сказав, что в ряды ВЛКСМ меня примут уже здесь. Позже об этом как-то забывали, а я не форсировал. Нахрен мне вот эта вся тягомотина с отчётно-перевыборными собраниями. К тому-же, для вступления в комсомол надо было сдать какой-то экзамен, на знание истории, устава и прочего, никому не нужного хлама. Знать, за что ВЛКСМ получил каждый из своих шести орденов. Я честно пытался всё это учить, но эти знания никак не откладывались, и ни за что не зацеплялись у меня в голове. Я их не то, что забывал – не запоминал. И после прочтения абзаца в уставе, не помнил, о чём там говорится. Смысл написанного соскальзывал с сознания, как первоклассник на собственном портфеле с ледяной горки.

- Как-же так? – Раиса Алексеевна подняла на меня глаза.

- Ну, вот так…

- Ну, ладно… Но в комитет комсомола тебе всё равно придётся сходить, - она подняла трубку внутреннего телефона, без диска, - а сейчас… Сергей Владимирович, я встретила… Да, он здесь сейчас… Хорошо. – она положила трубку, - тебя начальник цеха вызывает, пойдёшь… - она обрисовала маршрут до его вагончика.