Изменившийся человек

За окном у Мейера тень самолета проскакивает по домам — визуальное эхо паузы в кабинете. Это слово, «билеты», превратило их в трех девушек, оказавшихся на танцах без кавалеров. Когда-то Джоэл винил Бонни, если им некуда было пойти, не было приглашения в День труда или, не дай Бог, на Новый год. С одной стороны, Бонни не хочет оказаться и сейчас такой же виноватой; с другой стороны, она опасается того, что может выкинуть на ужине Нолан. Ни Мейер, ни Роберта не знают, что он говорит «япошки» и «латиносы». Но сейчас невозможно решить, что перевесит — возможная польза или возможный вред. Как бы то ни было, решать не ей. Решать Мейеру.

— Бонни, поговорите еще с нашим другом. Вы с Винсентом работаете вместе. Напишите что-нибудь Роберте для пресс-релиза.

— Сделаю, конечно. — И это правда. Бонни любит трудные задания. Кроме того, кому как не ей сделать это. Она уже знает о Винсенте больше, чем кто-либо в фонде. Плюс она знает, что может заинтересовать людей, которые в состоянии заплатить за стол и пригласить на ужин двенадцать близких друзей. Может быть, Винсенту удастся произнести речь, не употребив слова «закулиса». Он на таком языке разговаривал с братом? Бонни предпочла бы этого не знать.

— Это вопрос не только ужина, — говорит Мейер. — Вопрос будущего. У нас человек, с которым мы можем работать, сотрудничество с которым, возможно, побудит нас расширить просветительскую кампанию. Мы должны непредвзято оценить его потенциал и причины, почему он нам послан Богом.

В таком разрезе работа, предстоящая Бонни, выглядит гораздо привлекательнее, чем просто расспросы Винсента с целью получить более приемлемую историю его перемены, нежели озарение на рейве под действием экстази.

— Чем раньше, тем лучше, — говорит Роберта.

— Медлить не будем, — говорит Бонни. — Обещаю.

Если Бонни и думала, что застанет Винсента в кабинете за изучением ее папок, то эти опасения не подтвердились. Он стоит у окна и так углублен в созерцание улицы, что даже не пошевелился, пока она не окликнула его.

— Знаете, это даже жутковато, — говорит Винсент. — Там внизу никто меня не знает. За каждым из этих окон… сколько? Десять человек. И в каждом здании тысячи и тысячи людей, и еще тысячи на улицах, миллионы людей в городе, и никто из них, ни один, не знает о моем существовании.

Бонни смотрит из-за его плеча на город — город не знает Винсента. Какой же он нарцисс! Тем не менее Бонни тронута. Он так остро переживает свое одиночество, что она едва удерживается от восклицания: «И меня никто не знает!» Но это было бы неправдой. Где-то там ее приятельницы, знакомые, бывшие коллеги, соседи, хозяева квартир, врачи, продавцы из бакалеи, где она покупает кофе.

— У меня предчувствие. Маленькая метка на моем радаре, — Бонни сознает, что повторяет Мейера, — но у меня такое чувство, что очень скоро много людей узнают, кто вы такой.

— Вы так думаете? — спрашивает Винсент.

— Уверяю вас, — говорит Бонни.

У Бонни нелепейшая мысль: она, как сатана, искушает Христа. Предлагает ему мир. Озирая его… откуда? Библия — не ее конек. И в любом случае это не так. Она не предлагает Винсенту променять душу на власть над миром. Она предлагает ему изменить себя и в результате повлиять на то, что творится там внизу.

* * *

Миссис Грейбер пишет на доске большими буквами ТАЛИБАН, затем поворачивается к классу и говорит:

— Так, мальчики и девочки — или пора сказать «мужчины и женщины», — давайте сыграем в игру. Все закройте глаза. Теперь вообразите, что лица всех девочек в классе закрыты черными покрывалами. Вообразите, что принят новый закон. Женщины больше не могут водить машину.

Дэнни думает: они и так не могут. Его бы воля, большинство из них ходило бы в черных мешках для мусора, и в школе стало бы красивее. Хотя, если бы Хлоя надела такой мешок, Дэнни не был бы занят половину уроков мыслями о том, какие будут последствия, если он наклонится вперед и потрогает ее татуировку. Но в этой статье, которую сейчас читала вслух миссис Грейбер, не говорится ли в ней, что афганским девочкам нельзя больше ходить в школу? Он, что ли, прослушал?

В свободный час они с Хлоей не пошли в читальный зал, а улизнули на берег реки и раскурили косяк с первоклассной ямайской травой. Заторчать в школе лучше, чем просто торчать в школе, но совсем не то, чего ты ожидал. Тебе не хочется сожрать все, что есть в кафетерии, и не бесишься, не ржешь, не натыкаешься на шкафчики в гардеробе. Все кажется более интересным, как будто у каждой мысли есть целый выводок мыслишек, а от них рождаются еще другие мысли-малышки.

Дэнни зажмурился и пытается вообразить, что будет, если Талибан овладеет Клермонтом. Так, мама не сможет ездить сама на работу. И Дэнни не будет брать уроки вождения у миссис Лимповски, она же Блямба, чья страшная задница вдавливает тебя в дверь водителя. Миссис Грейбер не будет их сейчас учить.