Изменившийся человек

Мейер и Бонни окончательно приняли решение несколько дней назад. Винсент в самом деле не знает? Мейер всегда умел определить, говорит ли человек правду. Сейчас он не понимает и поэтому испытывает некоторое замешательство.

— Думаю, да. — Винсент застенчиво улыбается.

— Мы думаем, выступит, — говорит Мейер.

— А ужин где? И когда? — Колетт просто проверяет. Роберта ее уведомила.

— В Храме Дендура. — говорит Бонни. — Музей Метрополитен.

— Одиннадцатого июня, — добавляет Роберта.

Колетт записывает это, поднимает голову.

— Казнь Тимоти Маквея, — говорит она. — Это не может быть случайным совпадением.

Число показалось Мейеру знакомым. Ничего себе день для торжественного ужина! Мейер сердито смотрит на Роберту, которая избегает его взгляда, потом на Бонни — на ее лице такое страдание, что Мейер не может позволить себе утешиться гневом. Ничьей вины тут нет. Дату казни переменили. У Мейера полно других забот. Для этого и есть его сотрудники. Он говорит:

— Это не случайность. Случайностей не бывает. И что может быть уместнее?

Это блеф, но Мейер идет на риск. У него должна быть по-прежнему быстрая реакция, достаточно быстрая, потому что Колетт не решила еще: то ли она не понимает, что он хотел сказать, то ли ей следовало бы это понимать. Она склоняется к следовало бы.

— Да ничего. Наверное, — говорит Колетт. — Спасибо, что уделили мне время.

* * *

Сейчас Бонни успокоится и займется своей работой, но прошло уже два часа после пресс-конференции, а Бонни беспрерывно думает о ней или пытается о ней не думать. И не знает, что о ней думать.

Ясно, что Винсент — подходящий персонаж. Он заставил журналистку из «Нью-Йорк таймс» клевать у него с ладони. Он только начинающий, а уже немногим уступает Мейеру. И это в самом деле чудо, учитывая, кто он и откуда. При удаче он мог бы стать одним из лидеров ДАС. Но в таком случае вряд ли пришел бы к ним. Наверное, не пошел бы на тот рейв. Может быть, остался бы дома, считать выручку от наркотиков, проданных рядовыми вроде Реймонда.

С тех пор, как Бонни поступила к Мейеру, она стала живо интересоваться природой харизмы — и даже стала экспертом. Харизма всегда действует на людей, даже если не вызывает доверия. И удивительно, как сильно она действует. Но что-то иногда кажется Бонни рассчитанным и неискренним — отсюда и недоверие.

Однажды во время семейного отпуска, когда ребята были еще маленькими, они поехали покататься по Бостонской гавани. Макс тогда набрел на компанию восторженных девочек-подростков и заворожил их небылицами о том, как папа охотился на львов в Африке. Дэнни чуть не со слезами на глазах твердил отцу и матери: «Он же врет. Врет!» Когда Мейер — а теперь и Винсент — обрабатывают репортеров, Бонни понимает, что должен был чувствовать Дэнни.

Бонни столько раз слушала, как Мейер рассказывает одни и те же истории, что теперь может рассказать их сама, в точности как Мейер, слово в слово, пауза за паузой. Но с Винсентом… ее обеспокоило, что эту историю она от него не слышала. О смерти отца. Почему он не рассказал ей? Она предоставила ему сколько угодно поводов. Еще в начале их знакомства обронила, что она сирота. Рассказала о смерти отца в нелепой автокатастрофе на магистрали Ф. Д. Рузвельта восемь лет назад. И о том, как мать умерла от инсульта за два года до этого. Повалилась на стол, ужиная с отцом Бонни.

Винсент говорил, что его отец умер, а мать снова вышла замуж и живет на севере штата. Но о самоубийстве не упомянул. А сегодня сказал журналистке — посторонней. Бонни поймала себя на том, что стиснула руки, когда всплыла эта подробность. Ревнует Бонни? Что за чудеса?

Вообще ей не стоило бы волноваться. Своей трагедией Винсент поразил эту Бренду Старр[31] в самое сердце. И, может быть, действие не было бы таким сильным, если бы он повторялся, рассказывал то, что уже слышали другие присутствующие. Но вряд ли он приберегал свой рассказ специально для такого случая. Может, он и умеет обходиться с репортерами, но пока что он не рекламный гений. А может быть, и да. Кое-что из его рассказа прозвучало не просто убедительно, но и красиво. Например, про божественную избранность Ала Грина. Такое не может быть просто выдумкой.

Спросить у Винсента, почему он сообщил журналистке важный факт о себе, а ей не сказал — такой близости с ним Бонни себе не представляет. Получилось бы, что она сетует, а на это она не решится, коль скоро они не любовники, не члены одной семьи, не задушевные друзья, а только сотрудники и временные соседи.

Она выходит из своего кабинета и идет в комнатку с компьютером, которую отвели Винсенту. Большинство здешних компьютеров подсоединены к группе мощных принтеров. Но у Винсента отдельный дешевый принтер. Это вроде карантина. Может быть, системные администраторы выяснили что-то про него, и у них сработал рефлекс: не включать его в сеть.