Изменник

— Операцию с вашими журналистами разрабатывали без меня. Я подключился к ней позже, всех нюансов не знаю. Дело курировал лично генерал Вуоп… Где-то за неделю примерно до того, как расстреляли ваших, он поставил установку: обострить отношения между Сербией и Россией. Требовался некий инцидент крайне вызывающего характера — это требование Вашингтона. Операцию готовили в спешке, кое-как… Были разработаны, насколько я знаю, несколько вариантов. В том числе, например, обстрел здания вашего посольства в Белграде из гранатометов. А на месте планировалось оставить труп боевика с документами, которые привязывали его к сербским патриотам. Но в последний момент почему-то все переиграли и решили запустить вариант с расстрелом журналистов. Выбрали для этого — фак ю! — группу Ранко Бороевича, отморозка и наркомана… Какой кретин это придумал?

— Бороевич действительно сотрудник милиции? — уточнил Джинн.

— А черт его разберет. Удостоверение у него просроченное, но какая-то бумажка с печатью была. Собственно, поэтому его и выбрали. Он — серб, и в группе у него были только сербы. Но группа была уже полностью разложившаяся. Грабили всех подряд, сотрудничали с албанскими наркоторговцами. Как можно ждать от них качественной работы?… Я был против, но меня не послушали. Единственное, чего я добился, так это включения в группу Бороевича снайпера.

— Снайпер — ваш?

— Нет, — язвительно ответил Волкофф, — снайпер ваш, русский. Из Псковской дивизии ВДВ. Дикий гусь.

— Фамилия, имя, отчество?

— Иванов! Устраивает?

— Нет.

— Да и хрен с тобой. Русский. Офицер. Снайпер. Раньше служил в Псковской дивизии. Через левую щеку — шрам. Похоже, от ножа. По сербски вполне прилично шпарил. Больше я ничего о нем не знаю.

— Каким оружием он пользовался? — спросил Джинн.

— Специальный «Калашников» у него был. Со снайперским прицелом.

— Понятно. Что дальше?

— Дальше? Дальше ты сам знаешь.

— Зачем вы убили Ножкина и Куренева? — зло произнес Джинн. — Разве нельзя было оставить их в живых?

— Можно, — не менее зло ответил Волкофф. — Именно так все и планировалось: обоих или хотя бы одного оставить в живых. А потом предъявить всему миру с рассказом о зверствах сербов. Но…

— Что «но»? — спросил Джинн умолкшего американца.

— Научи дурака молиться — лоб расшибет, — тихо сказал Волкофф по-русски и снова перешел на английский. — Бороевич — наркоман и убийца. Разве можно было ему доверять такое ответственное дело? Он просто расстрелял русских и ограбил их.

— Разве это плохо — расстрелять и ограбить русских?

— Не надо! Не надо, Олег! Мы с тобой профессионалы и отдаем себе отчет, что в нашей работе обычные человеческие стандарты не уместны… В белых перчатках на войне делать нечего.

— Что дальше?

— Дальше? Дальше ты и сам знаешь: машину сожгли, тела закопали. Частично операция достигла своей цели… Но только частично. Оставь они в живых хотя бы одного из ваших, эффект был бы достигнут больший… Но что сделано, то сделано… Сербские власти со своей стороны тоже перепугались, подсуетились. Подбросили в машину «улики», которые указывают на причастность к расстрелу ваших хорватами. Но сработали топорно, грубо. Всех свидетелей потихоньку перестреляли… Забыли только про Бороевича. Ну да он казался не опасен. Он из тюрьмы вышел совсем сломленный. На него просто махнули рукой: пусть живет. Однако этому мудаку вдруг моча в голову ударила, и он обратился в ваше посольство.

— Кто убил Стево Бороевича? — спросил Джинн. — Сербы?

— Нет, хорваты… Иванов его убил.

— Но почему?

— Потому, что Иванов был уже засвечен, уже известен сербской контрразведке как наемник, воюющий на стороне хорватской. В случае обнародования интервью Бороевича, Иванов был бы опознан. Шума не избежать… Нам рассказ Бороевича был бы очень нужен, но все же мы решили, что его нужно зачистить. Поручили Иванову и он, как всегда, справился…

— Логики во всем этом немного, — сказал Джинн. Волкофф пожал плечами. Попросил: руки развяжи… Джинн подумал несколько секунд и развязал ему руки — за «сотрудничество» нужно поощрять.

— Дернешься — застрелю сразу, Антоша.

— Не беспокойся, Олег Иваныч. Я себе не враг.

Задергались, зашевелились оба уголовника. Тоже попросили развязать руки. Джинн медовым голосом спросил:

— А может, вам еще по стакану водки налить?

— Отпусти нас, начальник, — сказал Шанхай. — Мы в ваши игры не играем.

— Я вас сюда не звал — сами пришли. Теперь не вякайте.

Блатные смолкли. Волкофф с наслаждением растирал запястья. У него даже мелькнула мысль: а что, если… Он посмотрел на тускло мерцающий в темноте ствол «заставы» и подумал: нет, не стоит. Не стоит и пытаться. «Дружеская беседа» продолжилась.

***