Изменник

Потом ушел Галанин в горсовет к своим немцам, мы воз господину Шаланди-ну доставили, он нам немножко за труды дал, а остальное Сабуровой, то есть вам доставить велел, так же водки и наливки от товарища Столетова, и девок в наряд пригнать. Уточню, что не только город, но и весь район гулять собираются, все на винный завод прут. А там сам Столетов, директор, такой хороший стал, ну не узнать, всем объясняет: «Я всегда рад приказы новой власти выполнять. Правда, был раньше коммунистом, но вот теперь сам вижу, что ошибку давал, пейте, мои дорогие, пейте на здоровье и как увидите товарища белогвардейца, кланяйтесь ему крепко от меня». Да, вот какие наши дела, дела самые простые оказались…»

Степан помолчал, в это время крепкий бородатый колхозник, похожий на волка, своей крадущейся бесшумной походкой, втащил корзину с рыбой. «Вот он, — грешный Савка», показал на него пальцем Степан: «Ты вот что, Савка, ты на нас не очень серчай, мы ведь против тебя зла не имели, мы только приказ исполняли. Это он, белый, во всем виноватый». Савка задумчиво почесал свой зад: «Я, что, я — ничего… не обижаюсь… правильно он меня, дурака, поучил, век ему не забуду».

***

Галанин потряс Розена за плечо. Тот промычал что-то сквозь сон, с трудом сел на кровати, не понимая в чем дело чесал свою волосатую грудь и моргал светлыми ресницами: «В чем дело, Алексей?» — «Вставай, Эмиль, уже вечер, забыл, что нам скоро пора на вечер, куда нас пригласили русские?» Розен тер долго лоб припоминая, потом, окончательно проснувшись, свистнул и начал натягивать сапоги: «Ну вот вспомнил… Это все проклятая водка! Да… Но, черт подери, какие люди! Смотри, Алексей, разве я не прав? Они все страшно рады, что мы их завоевали, и так они счастливы под нашим сапогом. Без рассуждений исполняют все наши приказания. Да, все правильно — ди славен-склавен! Смотри, ты был у них совершенно один с твоим Шмитом всю ночь, и у них даже мысли не было тебя просто уничтожить — сразу с готовностью подчинились. Как это говорилось в истории: земля наша велика и обильна, а порядка то в ней нет. Приходите вы владеть и княжить нами.

А эти женщины? Например, та, которая тебя поцеловала, глаза — два чорта… и цветы… ура… прямо как во сне. Кстати, когда же мы в гости? Налей бокал, в нем нет вина!» пел он страшно фальшивя. «Еще есть время, ты лучше пока мне расскажи, как дела на фронте?» Розен стал серьезным: «Положение блестящее, мы вчера опять захватили огромное количество пленных и множество военной добычи, остатки иванов бегут во все стороны. Конец войны не далек — возьмем Москву, выйдем за Волгу до Урала и конец». — «То есть как конец?» — «А очень просто, пусть большевики живут в своей Азии, нам довольно Европы. Ты думаешь нам будет легко с этим огромным жизненным пространством? Но мы справимся, ты увидишь, что мы сделаем здесь через десять лет… рай… но рай для нас немцев и для тебя тоже».

Галанин молча, криво улыбаясь, смотрел на своего друга, потом подошел к окну и посмотрел вниз на повешенных, на поваленного Сталина, на русское трехцветное знамя. Вдоль площади, где продолжала стоять толпа любопытных, промчался на мотоцикле немецкий солдат, на сидекаре сидели два русских мальчишки, и что-то кричали размахивая руками, немец не глядя на них, прямой как палка, промчал их под липами в боковую улицу. Да, вот оно братство, действительное освобождение, а не новое рабство, о котором мечтает Розен, впрочем Розена не трудно потом будет переубедить, но другие, другие… как их много этих самоуверенных господ. А ведь рядовые русские люди и немецкие солдаты только ждут сигнала, чтобы подать руку друг другу. А кто им этот сигнал подаст? Розенберг, недавно поставленный во главе управления всех восточных областей! Эта сволочь, ненавидящая русских.

Розен подошел к нему сзади: «Ты, мой друг, не беспокойся, я напишу в штаб о твоем подвиге, награда тебе обеспечена». — «Ну, какой там подвиг?» нахмурился Галанин: «все это чепуха». — «Вот тебе раз — чепуха! А кто спас город от разрушения и пожара? кто поймал и повесил этих опасных саботажников?» Галанин продолжал хмуро улыбаться: «Все это сделали они — рабы наши. Я палец о палец не ударил и признаться, страшно боялся за свою шкуру. Я только предоставил им действовать, они действовали и, как видишь, не плохо!»