Изменник

Галанин проснулся, когда солнце начало подниматься и на восток потянулись снова правильные треугольники немецких самолетов. Снова гудели пушки и их далекий рокот был непрерывен и грозен. Он вскочил на ноги и сладко потянулся, чувствовал, что, несмотря на ночь проведенную сидя, хорошо выспался и отдохнул. Он подошел к окну и посмотрел вниз на площадь. Город еще спал или притворялся, что спал. На площади и на улицах не было видно ни души, только у входа в горсовет внизу стояли и тихо переговаривались часовые с белыми повязками на рукавах полушубков, дальше лежал бетонный Сталин и шелестели липы.

Галанин сбежал вниз по каменной грязной лестнице на площадь, посмотрел мельком на подписанный им вчера приказ, прибитый к дверям и взял в машине мыло, полотенце и бритву, тщательно побрился и вымылся ледяной водой у водопроводной колонки. Часовые с почтительным вниманием следили за всеми его движениями и он, вспомнив вчерашнее недоразумение с немцем, невольно рассмеялся, проходя мимо них с поднятой рукой для фашистского приветствия.

Снова усевшись у открытого окна, он закурил папиросу и начал снова вспоминать весь вчерашний день. Иванова, Шаландина и эту переводчицу, Веру. На первых двух, как будто, можно было положиться, но эта Вера! Коммунистка, без сомнения, она осталась здесь, чтобы вредить немцам, нужно будет с ней быть настороже. Но, однако, они все запаздывают, да и Шмит пропал, конечно, вчера погулял на радостях, что остался жив, и теперь никак не может расстаться с русскими. Но вот и он: из переулка показалась приземистая, подтянутая фигура Шмита, оборачиваясь он кому то что-то кричал на странном, совершенно непонятном жаргоне, похожем одновременно на русский и немецкий язык. Заметив в окне нахмуренное лицо своего начальника, он быстро вбежал по лестнице и щелкнув каблуками, начал докладывать о своих ночных переживаниях: «Нет, он ясно сегодня видел — русские люди превосходные люди… гостеприимные и очень добрые. Он спал как царь в русском доме на мягкой чистой кровати, его хорошо накормили и дали немного русского шнапса, который был… зер, зер гут!»

Галанин смеялся: «Да, конечно, вы напились как свинья… ну, скажите, а русские женщины, неужели вы их так и не видели? Я думаю, что они тоже не очень плохие? а?»

— «Господин лейтенант, я их хорошо не рассмотрел, они почему то меня боялись. Кроме того у меня жена и дети, но должен отметить, что они тоже… зер, зер…» — «Да, да, мой бедный Шмит, признайтесь, что за шнапсом, в обществе русских женщин, вы, немец, вели себя не совсем прилично в обществе этих унтерменшев?» — «Я должен пересмотреть некоторые мои ошибки!» — «Хорошо, пересматривайте, пока не поздно, а пока что давайте мне жрать! Пока вы братались там с вашими русскими, я спал здесь как собака один в кресле и сейчас голоден как черт… живее».

Шмит засуетился, сбегал к машине, разложил на столе маршевое довольствие, колбасу, масло, хлеб, налил из фляжки холодного кофе. Галанин с аппетитом ел и одновременно продолжал наблюдать через окно за городом. Наконец, и он решил проснуться. По улицам показались куда то торопящиеся люди, проехали телеги запряженные маленькими косматыми лошадками, женщины с ведрами на коромыслах стали в очередь у колонки, откуда то появились и вихрем пронеслись по площади босоногие мальчишки, с веселыми криками они окружили автомобиль Галанина. Встревоженный Шмит побежал вниз и был окружен кричащими детьми. И скоро между немцем и молодым поколением началось бестолковое веселое объяснение. И только теперь показались на площади новые подчиненные Галанина. Он быстро уселся за стол, нахмурился и стал перебирать бумаги, вытащенные из полевой сумки, с озабоченным видом страшно занятого немецкого начальника.

***

Русские вошли в комнату не постучав, жали ему руку, за исключением Веры, и говорили оба одновременно со смехом и шутками. Вера переводила как вчера осторожно и неправильно, как хотела, не считаясь с точностью перевода. Если Галанин просил ее повторить, сердилась на его непонятливость и один раз, рассердившись на непонятливого немца, назвала его, обернувшись к Иванову, старым ослом. Галанин невозмутимо продолжал к ней приставать и потом, когда она совсем запуталась со своим переводом, махнул рукой: «Гут, все мне теперь ясно. А теперь перейдем к делу: где эти люди, которых поймал вчера господин Шаландин, кто они?» Шалан-дин долго объяснял: «Медведев, председатель местного НКВД, старый большевик и зверь, он был начальником двух других: Писарева, его заместителя, такого же зверя как и он сам, и Санина. Хм… Санин — рабочий, человек как будто ничего и совсем безобидный, сам не понимаю как он попал в эту компанию».