Изменник

Развивал такие мысли Кац, Азвиль его горячо поддерживал. Они перебивали друг друга и плевались и сердились, если говорили не одно и то же. К их удивлению, раввин оказался сегодня, как будто, опять нормальным и рассудительным человеком. Он снял очки, отложил в сторону свою книгу и долго проницательно смотрел на них во время их уговариваний, как будто, он все до конца читал в их маленьких еврейских душах. Кивал своей головой престарелого мудреца, соглашаясь с их доводами, и смеялся скрипучим смехом, когда Азвиль по своему ему рассказал свою историю о Юдифи, только заметил вскользь, что мало читать книгу, нужно точно, не мудрствуя понимать ее смысл и подчеркнул, что жертва Юдифи была чиста, т. к., рискуя всем, она все таки сохранила свою чистоту. Но, в общем согласился помочь просителям, хотя опять добавил, прощаясь с ними, свое непонятное и даже глупое изречение: «Пусть будет, что должно быть и чем скорее, тем лучше!» Все таки не мог снова стать тем нормальным человеком, которым был до смерти Гольдбергов!

Уйдя от раввина Кац принялся действовать быстро, боялся, что раввин передумает, побежал к Красникову, в его большой уютный дом, долго колотил кулаками в ставню, пока его не разбудил. Но Красников, нерешительный и слабый человек, не захотел идти к раввину за новостями, знал заранее, что никаких приятных новостей не узнает. Охая и потихоньку ругаясь, отправил туда свою жену… та быстро собралась, накинула на лысеющую голову платок и побежала под дождем по темной грязной улице к раввину.

Целый час просидела у гражданина Фридмана и потом долго мокла под дождем у своего дома, думая о словах раввина. Конечно, старик совсем отстал от современных темпов жизни, и его советы постараться разжалобить Шульце и одновременно уберечь невинность Сары, были просто смешны! Его план нуждался в поправке… в ней проснулась опытная в любовных утехах Лиля, в свое время чуть не заставившая поручика Попандопуло бросить все, свою карьеру, семью и друзей и жениться на бывшей пансионерке господина Шишмана.

Приняв решение, она потихоньку вошла в столовую, убедилась в том, что бедный усталый Красников спал мертвым сном, прошла в спальню своей дочки, разбудила Сару и начала ей рассказывать про историю Юдифи и Олоферна, рассказывала о том, что просил раввин, но по своему. Потом перешла прямо к делу: говорила о том, что Шульце потерял голову от своей страсти к Сарочке, и что поэтому ей будет совсем легко спасти всех и прежде всего себя и своих родителей. Сначала Сара сердилась, краснела и возмущалась, потом перестала кричать, засмеялась и… в конце концов согласилась помочь евреям. В глубине своего сердца она об этом сама уже давно думала, сама видела какие взгляды бросал на нее Шульце, когда приходил на берег Сони, взгляды, от которых становилось одновременно приятно и стыдно…

Когда ее мать, успокоенная и счастливая ушла, Сара долго лежала с открытыми глазами, слушала, как дождь бился в ставни ее комнаты и мечтала. В конце концов уснула беспокойным сном, и ей снилось… Темное синее небо, усыпанное золотыми звездами в далекой знойной пустыне шатры вражеского лагеря… широкое мягкое ложе устланное мягкими шкурами редких зверей, и на нем себя в объятиях красивого и жестокого врага, который ее мучил и ласкал…

***

Была суббота и некоторые евреи, еще не забывшие закон, пробовали отказаться от работы, просили полицейских позволить им отработать завтра. Но Жуков не соглашался: «Нет больше вашей субботы, вот завтра все отдохнем, мы устали не меньше вашего, ясно? А ну-ка, ребята, складывай автоматы, даешь!» Подобрели полицейские после истории с Гольдбергами, которая оказалась чистейшим недоразумением, старались помогать уже не из-за страха перед Шульце, а просто из жалости к этим смешным и жалким людям. И не мешали русским приносить для них свою скудную милостыню и тоже помогать строить укрепленную позицию.

Пришлось евреям подчиниться, только раввин в то время как принялись копать и возить тачки, остался один сидеть на траве, мокнуть на дожде и что-то напевать по еврейски, Степан только плюнул на него: «Ну, пошел опять за свое старый осел, за свои молитвы, бросьте его, ребята, все равно с него толку, как с козла молока… давай, давай!» Все принялись за работу, которая сегодня шла скоро и весело. На обед пришел Шульце, смотреть как евреи едят, как Сара стлала чистую белую салфетку низко нагнувшись, так что были ему ясно видны красивые стройные ноги, гораздо выше колен.