Изменники Рима

- Тот, кто должен знать, что нельзя обманывать старого солдата и лишать того, что он честно заработал, - поспешно сказал Катон. Он застыл на мгновение, сожалея о неудаче старого солдата. А состояние Фламиния, скорее всего, могло стать еще хуже. Он был слишком стар, чтобы его купил ланиста или чтобы быть хорошим телохранителем. У такого раба было мало перспектив. Он закончил бы свои дни, упорно работая до смерти. Если только его положение не изменится…

Катон резко повернулся к аукционисту.

- Ты! Подойди сюда!

Аукционист жевал булочку с семенами. Он быстро положил ее на табурет и смахнул крошки с передней части своей туники, поспешно пересекая помост. - Мой дорогой господин, чем я могу помочь?

- Этот мужчина. Какую цену он получит?

Аукционист поджал губы и приподнял бровь. - Кто может сказать, господин? В конце концов, это торги. Любой может сегодня назначить цену такому человеку в такой ситуации, мой дорогой господин!

Катон нахмурился. - Избавь меня от торговых трюков. Сколько?

Другой мужчина на мгновение заколебался, оценивая римлянина и пытаясь вычислить, сколько он может себе позволить. - Четыреста денариев были бы справедливой ценой за Фламиния, господин.

Катон в свою очередь насмешливо фыркнул. - Чепуха. Он и вполовину того не стоит. Еще несколько лет, и этот человек ни на что не сгодится. Он станет просто еще одним ртом, который нужно будет кормить вдвое дольше, прежде чем он, наконец, закончит. Я дам тебе за него сто пятьдесят. Это больше той цены, которую ты за него выручишь на торгах, и ты это знаешь.

Подобострастное выражение лица аукциониста исчезло. - Двести пятьдесят, и он твой.

Катон хмыкнул и повернулся, чтобы взвалить Луция на плечи. - Пошли, сынок. Этот толстый дурак зря тратит наше время. Пойдем.

- Двести двадцать пять, господин!

Катон заколебался. - Сто восемьдесят. И ни на один денарий больше.

- Да нет же, господин! Он точно стоит большего. Как минимум двести.

- По рукам!, - Катон протянул ладонь и твердо схватил руку аукциониста. - Значит двести.

Аукционист стиснул зубы и кивнул. - Вы можете заплатить моему помощнику. Вон там, за помостом.

- Нет. Я хочу, чтобы он был доставлен в мой дом. Ты знаешь Юсефа, мастера по серебряным украшениям? - Катон указал на улицу, ведущую к дому.

- Я его знаю.

- Приведи раба завтра утром. Тогда я приготовлю деньги.

Аукционист потер руки. - Залог – это обычное дело, мой дорогой господин.

- Я командир преторианской когорты командующего Корбулона. Даю слово, деньги будут выплачены тебе, - Катон уставился на мужчину, осмелившегося бросить ему вызов. Другой мужчина сглотнул и неохотно кивнул.

- Слово римского офицера бесценно, дорогой господин. Как пожелаешь.

Катон взглянул на Фламиния и уловил проблеск чувства на лице мужчины. «Это могло означать благодарность», - подумал он. Или обиду. Сказать было невозможно. Он откашлялся и кивнул рабу. - Увидимся завтра.

- Да, господин.

Когда аукционист направил Фламиния к загонам за помостом, Катон отвернулся и продолжил свое продвижение по краю рынка, направляясь к «Чаше Креза» на перекрестке на дальней стороне. Он крепко держал Луция за щиколотки, а его сын сложил свои маленькие ручонки на макушке Катона, чтобы лучше держаться.

- Почему ты купил этого человека, отец?

Катон на мгновение задумался. На самом деле он был оскорблен перспективой продажи ветерана в рабство. Он прослужил достаточно долго, чтобы знать многих людей, которые рисковали своей жизнью ради Рима и своих товарищей. Именно последнее значило для него больше всего. Солдаты заботились друг о друге. Это были самые священные узы из всех. Лучше, если Фламиний будет взят на службу к Катону, чем если он будет работать до смерти на полях или в шахтах. Луций был слишком молод, чтобы все это понимать.

- Мне нужен кто-то, кто заменит Петронеллу теперь, когда она выходит замуж за Макрона.

- Она оставляет нас? - с тревогой спросил Луций.

- Нет, - заверил его Катон. - Но нам понадобится кто-то, кто позаботится о тебе и научит тебя тренироваться и сражаться. Старый солдат – лучший человек для этой работы.

- А что насчет дяди Макрона? Он же тоже старый.

Катон рассмеялся. - Я бы не стал это говорить ему в лицо, будь я на твоем месте.

- Это заставит его сердиться, отец?

- Ты даже и представить себе не можешь как...

Катон шагал следом за узкой телегой с мулом и проследовал за ней через толпу, пока они не достигли арочного входа в «Чашу Креза». Искусно нарисованное изображение улыбающегося человека, поднимающего огромную золотую чашу, украшало стену у арки. В дальней стороне был большой двор, заполненный столами и скамейками. Слуги суетились взад и вперед с кувшинами с вином и гроздьями дешевых чашек или подносами с тушеным мясом и буханками хлеба.