Изменники Родины

Ракеты погасли, было темно, выли самолеты…

И в темноте Николай почувствовал, что Лена крепко сжала его руки и молча привлекла его к себе… Он наклонился и прижался к ее губам горячим долгожданным поцелуем…

— Радость моя!.. Моя звездочка ясная!.. Любимая, желанная!..

— Хороший ты!..

Где-то очень близко, одна за другой, разорвались четыре бомбы.

Самолеты гудели, и земля гудела, слышался лай зениток и треск пулеметов, в окна, мелькая по стенам красноватыми бликами, заглядывало зарево пожара.

И в то самое время, когда весь город дрожал под страшным налетом, в одном доме был праздник — великий праздник любви, которая приходит, не спрашивая дня и часа, имени и места, разрешения и права, и расцветает на обгорелых развалинах еще пышней и ярче, чем в тишине и уюте мирной жизни.

* * *

Партизаны не взяли Липню.

Гражданское население не знало причины, могло только строить догадки, что именно заставило их отступить, но они отступили…

Отступили не только от Липнинской подгородчины, где бывали только налетами, но также из Коробова, Терехина, Маркова и многих других деревень, где они больше двух месяцев властвовали открыто, и на этих вчера еще советских территориях, где официально существовали райкомы и сельсоветы, снова начали командовать немцы. Возвращались обратно перезимовавшие в Липне старосты-беженцы, на место убитых назначались новые…

Один только Вороний Мох, дремучий, непроходимый, куда немецкие войска заглядывали с большой опаской, оставался партизанским государством в государстве.

* * *

— Воскресный день! И просветимся торжеством!.. — звучало в Липнинской церкви.

Пасха была в этом году очень ранняя, снежная, морозная, было даже холоднее, чем в дни партизанского налета.

Но проезд в Липню теперь, после отступления партизан, был свободен, и в последние дни Страстной недели народу в церковь съехалось множество.

Лена договорилась с Шеффером, и на Страстной почти не сходила с клироса, появляясь в Крайсландвирте только в перерывах между церковными службами. Маруся последовала ее примеру и заявила, что она тоже певчая, хотя «поповна» и дразнила ее, что она не отличает стихиры от стихаря.

И сегодня, на Пасхальной заутрене, собралась в церкви вся Липня: ходили крестным ходом, звонили в единственный дребезжащий колокол, святили вместо куличей бесформенные черные лепешки — и радовались, как будто неделю тому назад на улицах не рвались бомбы, не стрекотали пулеметы, как будто не кончались почти у всех запасы мерзлой картошки, как будто голод не хватал уже за горло жителей маленького городка.

— Христос воскресе!

Маруся расцеловалась с Леной, а потом повернулась к Николаю Сергеевичу.

— Христос воскресе, господин мэр!

— Христос воскресе! — ответил тот, слегка краснея.

— Полагается отвечать — воистину воскресе!.. Это даже я знаю!.. И три раза целоваться! А ваша поповна пусть смотрит и ревнует!..

— Разве я ревнивая? Уж в этом-то меня трудно обвинить…  — рассмеялась Лена.

Маруся троекратно расцеловалась с Венецким, а затем опять обратилась к его жене:

— Не хотела говорить тебе по случаю праздника, да надо! Отругай хорошенько своего губернатора!

— За что?

— За скупердяйство!.. Ты из церкви не вылазила, так не знаешь, какой у нас с ним был бой!. Мы составили праздничные списки на муку, на творог, на головы с ногами — Шеффер все разрешил и подписал без единого слова, а твой Плюшкин не хотел давать дополнительную муку: говорит, склад разграбили, зерна нет, скоро совсем останемся без хлеба…

— Знаю, знаю!.. А потом он сам домой принес все припасы.

— Принести-то принес, а склад действительно почти пустой! — вздохнул бургомистр.

— Бог не выдаст — свинья не съест, а сегодня праздник! — отпарировала Маруся.

* * *

Через неделю, на Фоминой, в церкви было несколько свадеб, и к удивлению многих, первым стал под венец молодой бургомистр.

Маруся Макова была самой деятельной участницей этой свадьбы: она раздобыла для Лены кусок парашютного шелка, из которого при помощи Анны Григорьевны подруги соорудили подвенечное платье; она пела на клиросе и держала венец над головой Лены…

А под вечер, оставшись дома наедине с матерью, Маруся вдруг сказала:

— А, все-таки, я не понимаю, почему они именно теперь венчаться надумали — задним числом?

— Так был же пост — постом не полагается венчаться! — ответила Анна Григорьевна.

— А до поста? Ведь церковь у нас с самого Рождества открыта…

— А тогда партизаны помешали… Не до того было… Вся эта суматоха как раз на святках началась, а мямоед в этом году был совсем короткий…

На том и порешили…

* * *

Крайсландвирт вторично проводил в Липнинском районе перепись людей, скота, домов и посевов. Ноябрьские сведения устарели: партизанский фронт, который зимой прокатился по району, одни деревни смел начисто с лица земли, другие наполовину разрушил, третьи переселил.

А население этих деревень с цепкой живучестью, которой больше всех существ на земном шаре наделен именно человек — строилось, копалось, селилось в самых неожиданных местах, и наперекор войне и всем воюющим жило!