Изменницы

Левина заметила, что кардинал одобрительно посмотрел на четки, висящие у нее на поясе. Четки старые, достались ей на память от бабушки; деревянные бусины истерлись от частого применения. Наверное, он подумал, что это признак ее религиозного рвения – последнее время все старательно его демонстрировали.

– Возможно, королева возьмет вас в свою свиту.

– Ваше высокопреосвященство, подобная честь не для меня – я недостаточно благородного происхождения.

– Недостаточно благородного… – задумчиво повторил он. – Немного найдется благородных дам, обладающих столь изысканными манерами… – Он ненадолго умолк, бегло посмотрел на нее и добавил: – Ей нужны рядом такие, как вы.

С этими словами он наклонился, чтобы потрепать Героя по голове; Левина невольно потеплела. Затем кардинал ушел, по-прежнему опираясь на плечо пажа, а Левина гадала, как бы отнесся к ней кардинал, если бы узнал о ее близкой дружбе с Греями. Но, может быть, теперь, когда Греи почти полностью уничтожены, а Фрэнсис и девочки убедительно демонстрировали свое возвращение в лоно католической церкви, такая дружба уже не считается позорным пятном?

После ухода кардинала в дверь бочком протиснулась Кэтрин Грей. Глаза у нее покраснели, веки распухли; в кулаке она сжимала платок. Левина уже заметила, что в последнее время девушка часто плачет из-за сына Пембрука. Она старалась вспомнить, каково это – плакать по утраченной любви, но ей трудно было поставить себя на место Кэтрин – она никогда не предавалась бурным страстям. Зато стоящая перед ней девушка одержима ими.

– Чем я могу вам помочь, Кэтрин? – спросила Левина.

– Кардинал. – Кэтрин посмотрела на портрет. – Он получился таким угрюмым!

– Разве вы не находите его угрюмым?

– Да, наверное. Должно быть, он все время молится. – Кэтрин взяла со стола кувшинчик с краской, откупорила его и поднесла к свету: – Как называется эта краска?

– Свинцово-желтая, – ответила Левина.

– Она как лимон… Веселый цвет! – Кэтрин поморщилась.

– Подойдите сюда, Кэтрин. – Левина протянула руки, и Кэтрин позволила себя обнять. – Будут и другие, – прошептала художница, гладя девушку по голове.

– Но мое сердце разбито! Я как те девы в стихах, которые разрываются пополам.

Левине хотелось сказать, что все пройдет, что она еще вспомнит сегодняшний день и подумает: какие пустяки… Но она понимала, что Кэтрин ей не поверит, потому что сейчас ее одолевают страсти. Поэтому она молча обняла ее. Наконец Кэтрин вспомнила, зачем пришла:

– Вас спрашивала Maman.

Фрэнсис в своих покоях совещалась с портнихой; они рассматривали несколько штук ткани, которые стояли в ряд у стены.

– Вина, ma chère! – Фрэнсис приветливо улыбнулась. – Как я рада вас видеть. Никто лучше вас не разбирается в цветах. Мэри нужно новое платье на свадьбу кузины Маргарет.

Левина заметила, как при упоминании свадьбы помрачнела Кэтрин – неудивительно, если вспомнить, как жестоко ее разлучили с молодым мужем. Фрэнсис протянула темно-синюю парчу и темно-желтый шелк:

– Как по-вашему, они сочетаются?

– По-моему, вместе они выглядят довольно скучно; темно-желтый гармонирует вот с чем. – Левина указала на штуку синего бархата. – Он лучше пойдет к ее лицу.

– Вы правы, как всегда правы! – Фрэнсис повернулась к портнихе и приказала изготовить лиф из шелка, а платье с высоким воротом – из бархата, дала подробные указания, как лучше замаскировать искривленную спину Мэри при помощи вытачек на спине и жесткого высокого ворота. Кроме того, необходимо крахмальное полужабо, которое скроет горб. – Вам придется заново снять с нее мерки, но сейчас она у королевы, и я не знаю, когда у нее появится свободное время. Вот, возьмите. – Она протянула портнихе старое платье Мэри.

– Подумать только, да ведь оно не больше кукольного! – выпалила портниха – и осеклась, заметив мрачный взгляд Фрэнсис. – Прошу прощения, миледи, я только…

– Да-да, – сухо перебила ее Фрэнсис, нарочно отворачиваясь от портнихи к дочери. – А ты, Кэтрин, разве не должна быть в покоях королевы, avec ta soeur?[13] – Обращаясь к Левине, она предложила: – Давайте прогуляемся, пока миссис Партридж собирает свои вещи. Нам с вами есть о чем поговорить.

Бедная миссис Партридж засуетилась, струсив перед лицом такой твердости и холодности Фрэнсис. Фрэнсис умела внушить страх тем, кто не знал ее как следует; людей устрашало само ее положение, но, по правде говоря, за ее несгибаемой внешностью таились глубокая доброта и преданность; Левина – одна из немногих, кто умел видеть то, что скрыто.

Фрэнсис бросила ей беличью накидку:

– На улице холодно, а в галерее полно подслушивающих ушей. Вина, вы не против?

– Нет, мне и самой хотелось подышать воздухом, – ответила Левина, и они обе закутались в меха.

– Je рейх imaginer…[14] Вы рисуете такого человека. Не сомневаюсь, он высасывает воздух из комнаты.

– Верно, – кивнула Левина. – Но мне кажется, в нем скрыто больше, чем заметно глазу.