Изменщик! Я преодолею боль (СИ)

Дочки сильно испугались. Облепили меня с двух сторон. Обнимают. Целуют. Спрашивают, сильно больно ли мне. Да. Больно. И даже сильно. Но не физически. Я все-таки оказался мудаком. Причем похуже, чем мой отец. Должно быть, мать в гробу переворачивается, глядя на меня с небес.

Утешаю своих принцесс. Целую их в макушки. И искренне молюсь, чтобы им по жизни не попадались такие сомнительные люди, как я.

— Папа подрался?

— Подрался. Но совсем чуть-чуть.

— А воспитательница говорит, что драться плохо.

— Плохо, конечно! — поддакиваю я, — Поэтому вы в драки не лезте никогда, хорошо?

Беру с дочек обещание, что они не последуют моему плохому примеру. И вообще, от драчунов постараются держаться подальше. По крайней мере, ближайшие несколько лет.

— Так, девочки, — вступает в наш разговор Влада, — Времени-то уже сколько! Мы с вами опаздываем! Вот воспитательница ругаться будет. Ну-ка отлепите от отца. А то задушите его сейчас. Бегом одеваться! Давайте-давайте, в темпе!

Очень скоро квартира опустела. Я стою у окна. Смотрю на то, как Влада усаживает детей в машину. Они капризничают. Машут мне ручками. Никак не могут распрощаться. Любят. Искренне любят такого мудака, как я.

Вспоминаю лицо Марины. Ее горькие слезы. Ее мелкую собаку. Я же всегда любил животных. Что со мной произошло? Откуда такое хладнокровие и такая жестокость? Неужели осознание того, что у любимой женщины жизнь идет своим чередом так выбесило меня? Ну встретила она какого-то мужика. Ну, возможно, строит с ним отношения. Она ведь так хотела завести семью. Марина — не моя собственность. И она вольна делать то, что считает нужным. Но то, насколько она легко отказалась от меня, от нашего совместного будущего, несмотря на все мои старания, никак не укладывается у меня в голове.

Рука ужасно ноет. Надо бы доехать до приемного покоя. Сделать снимок. Что-то мне подсказывает, что я, кувыркаясь с лесницы, ее сломал. Чертов Маринкин спаситель. Не зря не турниках кувыркается. Приходится звонить начальнику. Говорить о вынужденном больничном.

— Надеюсь, не в баре с кем-то подрался? — усмехается он. Находит, видимо, свое замечание крайне остроумным.

Следом за ним мне звонит коллега. Говорит, что больничный — это, конечно, хорошо. Но я должен быть на связи. Со мною будут консультироваться по некоторым вопросам.

— Сам понимаешь, проверки, — оправдывается он. И я все понимаю, да. Понабрали низкоквалифицированных дебилов, которые не справляются со своими поручениями… Впрочем, мне это только на руку. Именно факт моей незаменимости оправдывает ту зарплату, которую я сторговал у начальника себе.

Слышу, как в замочную скважину вставляется ключ. Распахивается дверь.

— Влада?

— Да, я.

Она быстро сбрасывает верхнюю одежду, идет ко мне, на кухню, и заваривает себе крепкий чай. За ее суетливыми движениями скрываются очередные слова, которые не были сказаны при детях.

— Тебе ведь есть что сказать, верно? Так я весь во внимании.

— Ты говорил вчера о разводе, — начинает она, и я заметно напрягаюсь, — Дело, конечно, твое. И если ты принял окончательное решение, то переубедить тебя не получится. Просто знай, что тут тебя всегда будут ждать. Всегда будут готовы выслушать и, если потребуется, поддержать.

Не верю собственным ушам.

— Ты готова отпустить меня в свободное плавание? Вот так просто? Но с чего бы вдруг?

— Раз так туда рвешься, — Влада пожимает плечами, — То я могу предположить, что со мной ты слишком несчастен.

Она ставит передо мной кружку с горячим напитком. Ставит на стол конфетницу с какими-то сладостями. Садится напротив.

— Я не сука, Никит, — продолжает супруга, — И, может, со стороны все и выглядит так, будто я прилагаю все усилия, чтобы испоганить твое существование, цели таковой у меня нет. Просто мне казалось, что сохранить семью будет правильнее. Вернее. я видела в этом свой долг. Но ты прав. Я не молодею. И вряд ли со мной так интересно, как лет семь назад.

Влада всхлипывает. Все-таки сильно ее задели мои слова. Я молча подхожу к ней и обнимаю.

— Да не считаю я тебя сукой, — пытаюсь ее утешить, — И никогда не считал. И вообще, терпеть такого мудака по соседству столько лет — это подвиг.

Я невольно задумываюсь, есть ли вообще смысл в нашем с ней разводе? Раньше я был готов пойти на этот шаг ради Марины. А теперь? Теперь я все испортил. Окончательно и бесповоротно.

Глава девятнадцатая

Марина.

Мы едем на кладбище домашних животных. Нужно навестить Мону. Наверное, это ненормально. Своих родственников навещают не так часто, как я навещаю собаку. Но для меня это пушистое создание было не просто питомцем или другом. В ней я видела отражение самой себя. Такая же настороженная. Такая же потерянная. Отчаянно нуждающаяся в любви… Делая счастливее ее, я делала будто счастливее себя. И с ее потерей моя жизнь заметно опустела.

Я стою над могилкой. Вспоминаю очаровательные черные бусинки-глазки и виляющий, словно на моторчике, хвостик. Чувствую, как меня снова начинает накрывать.