Изменщик (СИ)

Его глаза могут быть самыми нежными в мире. Его губы так часто касались меня благоговейно, словно поцелуями он возносил мне молитвы. Я обожала смотреть на него, когда он лежал в шезлонге у море, закрыв глаза и расслабившись. Вся жесткость уходила из его черт.

— Прости меня… — хриплю я неожиданно для самой себя. — Прости…

Но злые глаза не смягчаются.

— За что простить? За что, Лена?

— За то, что сомневалась в тебе…

Мои руки дрожат, мои губы дрожат, я не понимаю, что он от меня хочет и почему он так жесток.

— Пожалуйста, не уходи… — и я наконец всхлипываю. Потому что не представляю своей жизни без него. Не после пятнадцати лет самого счастливого в мире брака. Я готова на любые унижения, лишь бы он сейчас остался и дал мне загладить мою вину.

— Подробно. Скажи. За что. Тебя. Простить.

Он чеканит эти слова так жестко, что я забываю, на каком я свете.

С кем я жила все это время?

Этот мужчина будил меня поцелуями. Этот мужчина приносил мне кофе в постель весь первый год нашей совместной жизни. У нас дома никогда не переводились цветы.

А как он был нежен в постели…

Я ведь помню наш первый раз. Я готовилась к крови и боли, знала, что надо будет перетерпеть. Ради любви. Ради него.

Но он сначала два часа делал мне массаж. Такой нежный, что я растекалась лужицей мороженого. Потом ласкал меня — еще дольше. Я открывала в себе такие удовольствия, о которых и не подозревала. Я извивалась под его руками и умоляла уже сделать это.

Но он не успокоился, пока я не получила удовольствие три раза подряд.

И только тогда, когда я разморенная и мягкая, едва могла поднять голову, он это сделал.

Стал моим первым мужчиной.

Мое тело выгнулось под ним, принято его и навеки запечатлелось только для него одного.

И четвертый раз моего взрывного удовольствия стал неожиданностью даже для него.

Он сказал тогда, что и не подозревал, что девушка может получить оргазм в свой первый раз.

Такой терпеливый и ласковый — во что он превратился сейчас? Почему прогибает меня так, что хочется упасть на пол и заскулить как побитой собаке?

Неужели мой муж настоящий — вот такой?

Признание

Миша смотрит на меня. Он всерьез ждет, что я буду подробно просить у него прощения по всем пунктам?

Я буду.

— Прости меня… — голос подводит и срывается, я заталкиваю слезы внутрь и начинаю заново:— Прости меня, пожалуйста. Я знала, что ты любишь только меня, но когда увидела фотографии, мне стало так больно, что я засомневалась. Поэтому я пришла к тебе, чтобы спросить напрямую, Миш. Я не хочу сомневаться в тебе… Не хочу…

И как бы я ни старалась, но справиться с собой я не смогла. Я разрыдалась и бросилась к нему на шею. Повисла, уткнувшись лицом в рубашку, рыдая громко и со всхлипами, как в детстве от обиды. От самой большой обиды.

Наверное, я просто больше никогда в детстве и не испытывала такую сильную обиду. До сегодняшнего дня. Мой Миша оберегал меня от мира. Всегда защищал, справлялся с самыми тяжелыми бедами. Поэтому я так быстро и сломалась. К кому пойти жаловаться на то, что он меня предал, если моя главная опора и стена — и есть тот, кто меня предал?

— Пожалуйста, скажи, что у нас все хорошо! — Я трогала его за шею сзади, прижималась, но он даже не поднимал рук. — Пожалуйста, любимый мой! Я поверю только тебе! Всегда поверю!

Я подняла голову и увидела, что он смотрит непроницаемым взглядом в стену, а на челюсти играют желваки. Неужели я его настолько раздражаю?

Потянувшись, я попыталась его поцеловать, но он даже не склонил голову ко мне, продолжая просто терпеть мои объятия.

Так страшно…

Мне было так страшно…

Я прошла все стадии от надежды к отчаянию, я испачкала его рубашку тушью для ресниц, когда наконец была уже готова сдаться и сделала один маленькй шаг назад.

В этот момент я почувствовала, как на мою спину легла сильная большая рука.

И прижала меня к твердой груди сильнее, не давая сбежать из объятий.

Мое облегчение было так велико, что я зарыдала вообще в голос. Он вернул мне себя… Вернул мне веру в нас!

Вторая рука зарылась в мои волосы, легла на затылок, и Миша оттянул мою голову, накрывая мои мокрые губы своими — твердыми и сухими.

Он целовал меня жестко, глубоко, врываясь в рот языком и завоевывая меня. Как всегда. Отмечая, что я принадлежу только ему. А я и забыла — какое это счастье. Точнее, нет. Это счастье стало привычным и только угроза его потерять встряхнула меня, напомнила, что есть настоящая ценность в этом мире.

— Спасибо, спасибо, родной… — шептала я в его губы, захлебываясь слезами и благодарностью. — Я тебя так люблю!

Миша не ответил ни слова. Но он, все еще прижимая меня к себе, сделал несколько шагов к кухонной двери и захлопнул ее. Дернул к себе стул и подпер ручку.

А потом подсадил меня на стул и грубо задрал домашнее платье, одновременно расстегивая свой ремень.

Мои глаза расширились от ужаса:

— Миш! А как же дети! Ты что! Они же не спят еще!

— Тиш-ш-ше… — пробормотал он, глядя на меня шальным и мутным взглядом.

Я попыталась снова возразить, но он встряхнул меня и спросил:

— Ты любишь меня? Ты мне веришь?

— Да… Да… — пробормотала я и ахнула, почувствовав его жесткость.