Измену не прощают

— Тогда мне и правда неинтересно. Только спросить хочу: та девушка, что на тебе скакала, лучше меня? И долго ты с ней крутил за моей спиной? Звал ее замуж, как меня?

Сколько яда в этих вопросах. Удивительно, что Полина им еще не захлебнулась.

— Той девушке, что на мне скакала, дали реальный срок.

— Какой срок? — не понимает.

— Тюремный. За соучастие и преступный сговор.

Полина ошарашенно смотрит.

— Меня тогда крупно подставили. Для всех, кто это сделал, я добился реального тюремного заключения: от нанятой за деньги проститутки, с которой ты меня застала, до организаторов. Я мог бы рассказать тебе подробнее, но ты ведь не хочешь знать, не так ли?

Полина скептически кривит губы.

— Я понимаю, что кто-то хотел, чтобы я тебя застукала. Не просто так мне прислали смс с адресом и дверь в номер была открыта. Вот только, Стас, ты все равно занимался сексом, и я это видела собственными глазами.

— И больше тебе ничего неинтересно?

Полина надрывно вздыхает. Видно, что она находится на грани новой истерики, но изо всех сил старается держать себя в руках.

— Ты осознанно занимался сексом с той девушкой? Ты понимал, что изменяешь мне? Ты отдавал себе отчёт в этом?

Полина спрашивает не в бровь, а в глаз. Внимательно следит за мной, за моей реакцией, чтобы распознать ложь, если вдруг я решу ее обмануть. Но я не буду. Отвечу честно.

— Когда я пришел в себя и на меня залезла какая-то девка, то я, конечно, понял, что это не ты. Я же не слепой.

Ее раскрасневшееся от слез и истерики лицо стремительно бледнеет, покусанные губы синеют. Полина слегка отшатывается назад.

— Все-таки ты осознавал… — тихо бормочет.

— Да, — отвечаю с горечью и сам себя за это ненавижу. — Но все это было подстроено специально. Меня подставили. Я не контролировал свои действия, я как в тумане находился.

— Это не важно, если ты осознавал, если ты понимал, что изменяешь.

Все-таки даже спустя столько лет она не хочет нормально меня выслушать и понять. Ее ничего не интересует кроме самого факта увиденной измены.

— Я хочу общаться с дочерью, — перевожу тему.

Полина после моих слов о том, что я отдавал себе отчёт в измене, будто в прострации находится.

— Общайся. Я не буду мешать.

Такая щедрость сходу удивляет. Даже на секунду теряюсь.

— С Вероникой общайся, — продолжает. — Но что касается нас с тобой, то ничего не вернуть. Я хочу, чтобы ты уяснил раз и навсегда: я никогда тебя не прощу. Я никогда не прощу тебе измену. Пожалуйста, Стас, не усложняй наши отношения еще больше. Мне и так тяжело каждый день тебя видеть, а теперь ты будешь не только на работе, но еще и дома с Вероникой. Я очень тебя прошу: оставь попытки меня вернуть. Этого не будет. Я тебя не прощу.

Полина произносит слова спокойно, твердо, без эмоций и истерики. И я понимаю: это действительно так. Она никогда меня не простит. И от этого осознания словно мир рушится. Пять лет я жил с надеждой, верил, что между мной и Полиной еще все возможно. Думал, пройдёт время, она остынет, узнает, что тогда произошло, и мы попробуем сначала.

Но Полина ненавидит меня так же, как и пять лет назад. Ее ненависть настолько сильна, что она скрыла от меня ребенка. И дальше скрывала бы, если бы не секундная слабость.

— Хорошо, — выдавливаю из себя. — Когда я могу познакомиться с Вероникой?

— Да хоть завтра.

Цепляюсь за ее барское разрешение, как утопающий за соломинку.

— Тогда я приеду завтра.

Кивает.

— Провожать не буду. Выход сам найдёшь.

Проходя мимо детской, я все же набираюсь смелости еще раз открыть дверь и посмотреть на дочку.

Глава 18. План

Стас

По дороге домой погружаюсь в мысли. Снова и снова прокручиваю в памяти злосчастный день пятилетней давности. Я просто пошел на мальчишник приятеля, а в итоге оказался в такой передряге, что до сих пор расхлебываю.

Мой друг Рома из тусовки автогонщиков женился. По этому случаю за две недели до свадьбы проводил мальчишник в баре. Были приглашены все свои. В общей сложности человек десять. Я знал каждого. С кем-то из гостей был в более хороших отношениях, с кем-то в менее хороших. Но врагов среди присутствующих не было. По крайней мере я так думал.

Через три дня после мальчишника планировалась гонка. Последняя в том сезоне, поскольку на дворе уже стоял ноябрь и наступали холода. Зимой мы по понятным причинам не катались.

Автогонки — это целая индустрия, в которой крутятся миллионы. Что-то типа лошадиных скачек, только с гораздо бОльшим оборотом денег. У нас достаточно любителей хлеба и зрелищ, которые готовы ставить на тотализатор крупные суммы.

Среди автогонщиков гонорар забирали первые три места. Четвёртое место и далее оставались без денег. Я считался одним из лучших гонщиков, почти всегда занимал призовое место. Подчеркну, я — один из лучших. А самый лучший — мой близкий друг Витя, который был со мной, когда я познакомился с Полиной.