Измерение «Ф»

Размечтался я… взопрел, разжал кулаки… Крики стихли, кабина, оттолкнувшись от каменного дна колодца, пошла наверх. Замерла на площадке перед самым моим носом: соседи? Нет, полудверие оттащил на себя Толик и тихо, из-за решетки, миролюбиво, но настойчиво, сказал:

— Не пей больше, друг ситный, ладно? — и едва успел отпрянуть внутрь своего временного жилища, отпустив полудверку, я пнул, что было сил, металлическую решетку ногой… “…и упал он вместе с кабиной зеркальной, отсеченный от мира реального, на самое дно, самого глубокого беспросветно-паутинного подвала, в расщелину водопроводно-канализационную — в самую гущу скоплений аномальных…”

Я еще долго массировал душу и без того помятую глупыми словами и бесперспективными надеждами. После чего вернулся в не менее растерзанную квартиру, захлопнул дверь — осточертели непроизвольно проникающие гости — прошел в ванную.

Старая дохлятина едва дышала: как она могла так изуродовать себя? Да еще постареть на полвека? Я ожидал чего угодно, только не ладанного, пускающего пузыри, остатка рыбины.

Я опустился подле ванны и, слизнув проступившие слезы — рецидивы запоя, — вырвался на свободу монолога:

— Что же ты сделала с собой, девочка моя дорогая? — и погладил щуку по корявой хребтине. — Ведь я так любил тебя…

“Любил? А любил ли ты? — удивился внутренний голос. — Кого и когда, сознайся, кроме себя самого?”

— Нет, любил, — возразил я и еще раз провел ладонью по костлявой спине. Пальцы разжались, остались погруженными в воду; щука вильнула хвостом, резко вывернулась, вцепившись мне в кисть.

— У-ой! — болезненная неожиданность стиснула зубы, как пассатижами прикусила язык, выдавив из него горько-соленые струйки. — Отпусти! Гадина!

Щука, уже не старая и не больная — разнузданная сторожевая собака — трепала мою ладонь, грозно рыча: по воде потянулись ручейки, расплываясь пятнами крови. Моей крови!

— Неужели это ты — Мара? — закричал я.

“Сообразительный ты наш”, — вякнул внутренний голос; чего ему — не его руку терзают!

— Ах ты тварь! — я схватил щуку за хребет левой рукой, начал дубасить рыбиной по кафелю, эмали, масляной краске пола. Щука извивалась, но челюстей не разжимала: я судорожно боролся с ней минут двадцать, пока не переломал ей все кости и не проломил голову. Лишь после этого она безвольно повисла на руке, но челюстей — волчью хватку — не разжала, не ослабила.

“Что же делать? Что делать?” — засуетился я. “Читать”, - хихикнул внутренний голос, осекся, непечатностью слов…

Кое-как приподняв руки, я открыл входную дверь — на площадке, в соседней квартире, жила-была врач-хирург, известный специалист в области космической травматологии.

Я уперся носом в пупочку звонка, дважды сообщив о себе. Хвала всевышнему: она оказалась дома!

— Костя, что с вами? — спросила соседка, открыв дверь: в открытом космосе щуки не летают…

— Да вот, как видите, приютил животное, а оно меня… решило отблагодарить.

— Проходите, — сказала соседка, пропуская меня в створ двери.

— Да нет, — застеснялся я, — пойдемте ко мне.

“Как покусанный мальчик после первой неудачной стычки”, - хихикнул внутренний голос.

— Проходите! — повторила женщина-хирург командным голосом, не терпящим возражений. Я молча повиновался.

С помощью кусачек она обломила щуке резцы, сняла окостеневшую тушку с моей синюшной кисти.

— Потерпите, Костик, начинаем обработку.

Я потерпел, еще раз и два. Руке стало легче, спокойнее, теплее. После укола мне поднесли стопарик спирта для дезинфекции — и я желудочно возликовал!

— Что вы намерены делать с рыбой? — спросила заботливая хозяйка и просто милая женщина.

— Можно, я оставлю ее вам? — тихо намекнул я. — Все равно у меня стухнет…

— Ну ладно, — не стала отказываться она, — сварю уху, нашлепаю рыбных котлет. А вы, Константин, приходите вечером на ужин, договорились?

— Хорошо, — сказал я и нагнулся к мертвой рыбке. — Щучка моя… — прошептал я, — любимая моя, я убил тебя, я… я… собственными руками, — слезы капали.

“А как со словами песни, что это не Мара?” — спросил внутренний голос.

— Она, она, — захныкал я. — Девочка моя любимая, убитая мною…

Хозяйка квартиры пригнулась, насторожилась, прислушиваясь к постпьяным бредням. Я и сам в тот миг не понимал, что со мной происходит.

— Вот что, Костя, — сурово сказала соседка. — Идите домой, поспите, отдохните, это у вас нервное, реакция на кровопотерю. А я к вам вечером сама зайду, договорились? Только никуда не выходите! Вы меня слышите?

— Да, — на сладкое, к слезам, я пустил сопли. — Это я-а-а у-убил ее-е…

Меня настойчиво подталкивали к двери, да я не особенно и сопротивлялся, спиной впитывая профессиональный взгляд тети-доктора. Шатаясь, я проволок ноги по холодному бетону, открыл и захлопнул дверь, едва добрался до кровати, плюхнулся на нее, обрубился…

VI