Что же касается всевозможных толков о том, что эти акты пробудившейся мужественности якобы были инсценированы социологами, то вся последующая история человечества решительно их опровергает.
Литературная судьба Ильи Варшавского, писателя, чьи произведения на протяжении последней четверти века известны не только любителям фантастики, сложилась на удивление благополучно. Настолько, что это само по себе казалось явлением едва ли не фантастическим. Уже один из первых его рассказов — “Индекс Е-81” — получил Национальную премию на международном конкурсе. После первого же обсуждения в Союзе писателей сборник его рассказов был рекомендован Лениздату и вышел в рекордный срок — всего за два года. За ним последовала вторая книга, третья… Пять книг, множество рассказов, в эти книги не вошедших, опубликованных лишь в периодике, две повести — вот итог его такой короткой литературной судьбы. Казалось, что бы он ни написал, все тут же становилось достоянием читателей.
И все же в архиве писателя остались рассказы, не опубликованные при жизни автора. В основном это ранние пробы сил, которые все же имеют несомненный интерес для читателя. Есть среди них и рассказы, “не прошедшие” по цензурным соображениям. К их числу принадлежат опубликованная лишь в прошлом году “Кукла” и предлагаемые вниманию читателей “Казнь Буонапарте” и “Возвышение Елизара Пупко” Какую крамолу можно было в них углядеть? Но тем не менее они появляются в печати лишь сейчас. Слава богу, хоть сейчас появляются.
Андрей Балабуха
БОРИС КРЫЛОВ
РУСАЛОЧКА
Все истины, которые я хочу вам изложить, — гнусная ложь.
I
В пятницу вечером, как повелось с начала века, мы с друзьями выезжаем на еженедельное проветривание — рыбалку. Нас, разместившихся в двух машинах, шестеро: четверо развалились в Толькином (Толькипапашином) эмобе “Экстра 007”, двое скрючились в моем “запе” (выпуска 98-го года), бензодрыговой развалюхе, в насмешку подаренной мне бывшим тестем. К тихой радости старого солдафона — он спихнул мне машину через месяц после развода — “зап” ежеутренне нервирует меня, отказываясь натощак опохмеляться бензином.
Два часа машины мчались в сгущающихся сумерках шоссе, высвечивая мокрые плиты асфальтитового покрытия. Вернее, мчался электромобиль, мой же “зап-херрбенц” тащился сзади, как беременная улитка. На сто первом километре машины свернули на проселочную дорогу, еще двадцать минут — и они вывалились на пологий, местами поросший кустарником, берег. Ребятки быстро выгребли из багажников барахло, растянули, установили палатки. Я, тем временем, насобирал сухих веток и сучков, свалил в кучу, облил бензином, поджег. Вскоре шесть довольных физиономий растянулись в улыбки, все осоловело потягивали чай, сдобренный безалкогольным ликером “Старый Арбат” и невинными дарами Космофлота. Как обычно, всеобще хорошему настроению способствует Виталик: служа в Челночном филиале Космопорта, он ежедневно выносит в потайных карманах литр спирта. Иногда и больше.
Мы о чем-то трепались, рассекая ночь ненужными словами, грубо ржали, вспоминая странное детство… Костер засыпал, друзья смеялись все натужней. Как повелось, напоследок мы хором прогнусавили старинную тягловую песню баржевиков…
Все залегли спать, а я остался покейфовать в одиночестве возле искрометных головешек…
Чувство прекрасного — истома души — накатывает каждый раз, стоит только выбраться на озеро, остаться один на один и с самим собой, и с природой, под безгранной чашей звездного неба… стоит только прислушаться к плеску пиявок и лягушек, гоняющихся за уцелевшей еще рыбой. Брызги смешиваются с лунным светом, усыпляют…
Разомлев, я опрокинулся от костра в траву, выпал за черту освещенного островка: небо сразу навалилось всей своей космической мощью. Тишина… мерный шепот близкой воды, да ласкающий слух шелест листьев. Совсем рядом стреляющий, будто похрустывающий костяшками пальцев, костер. Луна, уставившись на меня, раскрыла циклопический глаз…
В такую ночь я готов поверить в любое чудо: даже в то, что из темноты появится седобородый волшебник в чудном колпаке и расшитом бархатном халате, волочащемся за стариком по мокрой траве… Легкая дымка окутывала мой мозг, я чувствовал нежные прикосновения сна: еще секунда и… ну же… скорее…
Неожиданный ветер заметался в кустах, с ним ко мне прилетел нежный, серебристый, как лунные брызги, голос:
— Добрый молодец… а-а… у-у… до-обрый мо-олодец…
Я не сразу сообразил, что голос реально проникает в меня извне, не являясь проявлением подступившего сна.
— Добрый молодец… — послышалось вновь, нежный зов поднял меня в дымный сумрак, воткнул в траву подошвы сапог. Костер затухал, красные уголья еще светились, но толку от них — ноль, единственно — не потеряешь невидимый в темноте лагерь.