Гномы сноровисто растаскивали лапник, открывая доступ к месту, где под кучей еловых веток покоились головы мамонтов. К железным крышкам таинственных приспособлений крепили раструбы и направляли их прямо в морды животным.
Разделившись по парам, гномы принялись вдвое шибче качать тяжелые мехи, распаляя жар в металлических посудинах. Густой, едкий дым потек по широким рукавам, словно густая, масляно-серая жидкость. Пещера постепенно наполнилась зловонным смогом. Рваные клочья плотного тумана быстро пожирали все свободное пространство пещеры.
Мамонты беспокойно зашевелились. Им не понравился терпкий и неприятный запах. В начале он был вполне терпим, но со временем, дым стал разъедать их легкие — они задыхались.
Пестрый маг громко и заунывно затянул какое-то заклинание на неизвестном Фалину языке. Неприятные, мощные и резкие звуки наполнили гранитные своды. Странно, но они не затихали с расстоянием — отражаясь от стен, они вновь возвращались, вдвое усиленные эхом.
Фалин уже давным-давно потерял возможность безнаказанно наблюдать за действиями мага — всех его сил теперь хватало лишь на то, чтобы не расчихаться. Он стянул с себя шерстяную безрукавку и, уткнувшись в нее носом, который наполнился жидкой слизью, дышал только через ее грубую шерсть. Однако въедливый дым проникал повсюду. В горле першило, Фалин отчаянно растирал нос мозолистой ладонью, но, что бы он ни делал, легче не становилось.
Звуки заклинания странно усиливали дурманящее действие дыма. Фалин изо всех сил зажал уши ладонями и зажмурил глаза. Дурная тошнота, корявой рукой, перехватила желудок и потащила его к горлу, в глазах плыли яркие пятна разноцветных кругов. Тело вдруг наполнилось каким-то ровным, нарастающим с каждой секундой, гудением, отдаваясь в каждой его клеточке. Голова кружилась так, что, казалось, вот-вот отвалится, расставшись с коротенькой шеей, сердце удвоило силу и частоту ударов. Фалин чувствовал, что еще немного — и он просто не выдержит этой пытки — ему вдруг показалось, что он умирает.
Вполне очевидно, что мамонты испытывали те же самые ощущения, однако у них не было возможности заткнуть себе носы и уши.
Из под еловых веток раздавался нестройный хор голосов, измученных болью животных — он до неузнаваемости был исковеркан и искажен грубым колдовским насилием над их естеством. Они словно пытались подхватить слова мага, повторяя за ним все формулы заклинания. Их отчаянный призыв о помощи абсолютно не напоминал тот трубный рев, который обычно издают боевые мамонты — резкие и неестественные звуки вырывались на свет из глоток огромных животных. На половину стон, на четверть — плач, в сухом остатке — крик агонии. Эти звуки походили на крики дерущихся мартовских котов, усиленные в сотни и сотни раз.
Больше не в силах сдерживаться, Фалин громко чихнул. Обнаружив маленькую лазейку, едкий дым беспрепятственно проник в его легкие, заставив согнуться в приступе тяжелого кашля. Жестокий спазм скрутил все его тело, желудок вывернуло наизнанку. Весь его завтрак, обед и часть ужина в миг оказались на гранитном полу. Но, по счастью, в этой какофонии звуков, его ни кто уже не слышал.
Теперь другие — громкие и гулкие, словно пушечные выстрелы — звуки, наполнили пещеру. Затуманенному сознанию Фалина мерещилось, что это рушится сам костяк гранитного основания, на котором стоит пещера, но пошевелить даже кончиком пальца ради своего спасения уже не мог.
Вопреки опасениям маленького гнома, пещера крепко стояла на своем месте — звуки, так его напугавшие, были лишь кашлем, вырывавшимся из бочкообразных легких животных-великанов.
Обезумевшие мамонты рвали жилы, пытаясь разорвать сковывающие их цепи. Лапник, покрывающий их головы, напоминал поверхность океана во время шторма, клочья едкого черного дыма приплясывали, взлетая из под еловых веток, и принимали причудливые, неестественные очертания.
Так же как и мамонтов, спазмы и кашель, скрутили всех остальных, кто сейчас находился в пещере — магов-подмастерьев, гномов, раздувавших мехи, лошадей в повозках — но только не злого попугая, которого окружала прозрачная защитная сфера, наполненная свежим воздухом. Из нее-то он, как ни в чем не бывало, продолжал свое магическое действие.
Дальнейшего Фалин видеть не мог — он провалился в глубокий, липкий и черный, обморок.
Ганиш, тем временем, закончил читать свое заклинание. Все окружающие, были в отключке — пол устилали неподвижные тела его помощников, застывших в неестественных позах.
В полной тишине он подошел к четверке своих учеников, с его пальцев сорвались неяркие зеленые искорки, которые тут же поплыли к лицам находящихся в обмороке магов.
Заклинание вдохнуло в них немного жизни. Словно с тяжелейшего перепоя, они с трудом поднимались на дрожащие ноги — их все еще немного пошатывало из стороны в сторону. По туго натянутому пергаменту кожи, и неестественно бледному цвету их лиц, можно было заключить, что отравление не прошло для них даром.
— Тащите кровь драконицы, живее — распоряжался Ганиш.