Изнанка

– Кадастр-р! – радостно провозгласил попугай.

Вениамин Кузьмич одобрительно посмотрел на пернатого и пожал плечами, мол: «Все верно птица говорит. Оброк – вперед».

– Будет тебе водка, не волнуйся, – поспешил успокоить его Петровский. – Мы собираемся уснуть часов на десять-пятнадцать. Нужно приглядеть за хатой и за этим клювастым оратором. Хорошо?

Дожевав бутерброд, Вениамин Кузьмич поцыкал и молвил:

– Я соседа приглашу. В сенях посидим.

– Вот и отлично. Зови. – Петровский глухо щелкнул по шляпе.

Троюродный брахиозавр степенно развернулся и затопал прочь.

Андрон и Павел Сергеевич вернулись к монтажу С-визора. Они уже закрепляли последний прибор. Посовещавшись час назад, четверо приятелей решили отправиться в опасное путешествие вместе: Валера в качестве единственного, хоть и довольно мощного сшиза, Альберт Агабекович на правах ученого, а мускулистый гений freak-режиссуры с подполом контрразведки призваны были олицетворять расчетливую силу и чуткую прозорливость соответственно.

Настроение у Рысцова все еще колебалось возле завалинки. Из головы невозможно было выгнать назойливые мысли об истории, рассказанной Петровским. Сколько лет дружили, а он даже предположить не мог, что у чудаковатого режиссера есть сын...

Валера краем глаза проследил, как могучая спина дяди Вены исчезла в мартовской тьме, и снова повернулся к Аракеляну.

– Строго говоря, – профессор потрогал горбинку на носу, – этот человек, конечно, не создатель эса, потому как С-пространство вообще никто не учреждал – само постепенно выросло. Он, если ты не наврал в состоянии гипноза, придумал формулу С-волн. По всей видимости, это и есть тот самый научный сотрудник одного из российских НИИ, который считался до сих пор пропавшим без вести.

– С чего бы мне врать? – слегка обиделся Рысцов.

– Я несколько неточно выразился. Здесь дело не в сознательном обмане. Во время спровоцированной гипермнезии просто-напросто могли сложиться некорректные ассоциативные модели.

– Ясно, – сказал Валера, гадая, оскорбил его Аракелян последней фразой или нет.

– Таким образом, будем надеяться, что нам удастся найти этого человека целым и невредимым. Да я, черт возьми, полжизни отдал бы за встречу с этим безвестным гением...

– Кстати, о невредимости, – протянул Рысцов, разглядывая свои перебинтованные руки. – Что вы думаете о тех моих криках, истериках? Ведь я действительно чувствовал чью-то ужасную боль, отчаяние... много всего...

– Трудно утверждать наверняка, – ответил Альберт Агабекович, сцепив замком подрагивающие волосатые пальцы. – Возможно, этих событий, образы которых ты проецировал, и не произошло еще.

– В каком это смысле... еще?

– Современная наука не исключает возможности соприкосновения человеческого сознания или подсознания с разрозненными фрагментами будущего. При определенных условиях функционирования мозга. А может, и чего-то иного, каких-то других нитей мироздания, оплетающих нас...

Валера воззрился на трогательно-смуглое лицо профессора с подозрением. Неужто опять полтергейстно-сверхъестественная ботва?

Аракелян прочел в его взгляде недоверие и, улыбнувшись уголками губ, тихонько произнес без тени издевки:

– Что мы знаем о гранях и границах собственной сути? Одну миллиардную долю? Не исключено. Хотя я склонен полагать – меньше. Это как трансцендентная кривая в математике. Ее уравнение в декартовых координатах не является алгебраическим... Это то, что пока находится за пределами наших четырех измерений. Не стоит отбрасывать совсем уж категорично вероятность, что в том темном тоннеле ты видел не только прошлое. Быть может, там мелькнули и тени грядущего?

Мудрые глаза ученого посмотрели на Валеру с печальной завистью. Они шептали: «Как бы я тоже хотел не верить во всю эту чушь. Но вот поживи с мое... и тогда поговорим еще разок».

Рысцов вдруг на миг будто уловил каким-то шестым чувством, что происходит в душе пожилого армянина – перед ним пронеслись тени юношеских мечтаний, бесформенные призраки мыслей выстроились бесконечной цепочкой... А за всем этим ворочалось нечто неразличимое, отличающееся по масштабу и формату от обывательского понимания, свойственное только истинным жрецам науки. Какая-то тайна, о которой им почему-то запрещено рассказывать смертным...

Входная дверь бахнулась о кочергу и чуть не спрыгнула с петель.

Дядя Вена вернулся с соседом. Оба были пьяны в коромысло.

– Кадастр-р! – с готовностью прокомментировал Жорик.

Вениамин Кузьмич обрушился на жалостно пискнувший табурет, приподнял крышку кастрюли с остатками супа, повел носом и заявил:

– Мы готовы.

Сосед в знак солидарности отяготил своим немалым весом лавку и извлек откуда-то из недр своего тулупа банку с мутной жидкостью.

Таусонский взглянул на Петровского и осведомился:

– Они тут нам аппаратуру не испоганят?

– Ни в коем случае, – заверил его Андрон. – Ребята крепкие. Максимум ущерба могут нанести лишь запасам спиртного и еды.

– А им не придет в голову попугаем закусить?

– Да нет! Я дядю Вену знаю. Видно же, что Жорик ему сразу понравился.

– Ну смотри... Под твою ответственность.