Изнанка

— Тут тебе не на всяких там фантазийных мотоциклах летать! — рявкнул подполковник. Родя моргнул и слегка повел носом — на дорогой свитер капнула очередная густая капля. Темная. — Четко отвечай! Полстраны, мать твою, перепугал! Ты представляешь хоть чуть-чуть, что теперь в Москве происходит? Да и не только у нас! Во всех крупных городах беспорядки, так-сяк! Одни орут, что надо поломать все эти бесовские галлюцинаторы сна, а другие — им по мордасам, по мордасам! Палками, между прочим, и кирпичами!..

Таусонский заткнулся так же неожиданно, как и взвился. Копельников вздохнул и исподлобья поглядел на закостенелого офицера. Опытный актер и сам бы сейчас не смог определить, чего было больше в его собственном взгляде — испуга, злобы или сочувствия.

— Что ты делал там, на сорок шестом? — жестким тоном спросил мощный гэбэшник, чуть подавшись вперед над столом и свирепо двинув ровно выбритым подбородком. — Четко. По порядку.

— Я… — Родя запнулся и подвигал крыльями носа, прикрыв глаза. Ему вдруг захотелось рассказать, как все было. Петровский успел намекнуть ему по мобильному, прежде чем аппарат отрубили, чтобы не трепал языком и не бравировал лишний раз, но сейчас внезапно появилось непреодолимое желание вывалить этому усталому фээсбэшнику все начистоту. Тем более воспоминания о том случае были сумбурные… Впрочем, какая разница…

— Когда я… — Копельников заметил, что потолок стал трапециевидным, и почему-то приятно засвербило под ушами. Кажется, начинался праздник! Он ликующе продолжил: — Точнее, не сам я, а мой герой… наверное… Он оказался возле окна там, в своем кабинете. И тут… какая-то эйфория на него… нет, на меня напала. Неожиданно возникло чувство, странное такое, мне никогда еще не доводилось переживать подобного… Так вот, возникло чувство легкости и… нет, не легкости… раздолья… Точно! Раздолья! И я понял, что могу…

* * *

Генерал открыл ящик стола, как-то отрешенно посмотрел внутрь и снова захлопнул его, так ничего и не извлекши. После чего в который уже раз растер желтоватыми ладонями лицо и, чуть шевельнув ювелирным шрамом губ, уточнил:

— Еще… гипотеза?

Аракелян кивнул:

— М-да… Или, как у вас, наверное, принято отвечать: так точно. Проблема сшизов не только в том, что у них перебои с блокировкой… м-м… сновидного состояния. Это меньшее из зол. Еще венгр Макушик… ну, я упоминал уже — тот, который первым Сшизофрению открыл или, если больше нравится — синдром Макушика… так вот, он еще несколько лет назад проводил опыты, в которых исследовал людей с разного рода психическими отклонениями во сне. Мне лишь недавно довелось познакомиться с феноменальными результатами этой работы — он как выдающийся ученый нашего времени держал свои исследования в тайне вплоть до самой смерти…

— Какой смысл? — вставил офицер средних лет, переведя ледяной взгляд с профессора на Ерошина.

— Терпение. Вы сейчас все поймете. Изучая материалы доктора Макушика, я с каждым байтом получаемой информации все больше и больше ужасался, предчувствуя беду. А когда до конца разобрался в формулах — понял, почему бедный венгр молчал. Ведь если бы он сказал вслух о результатах, то официально стал бы автором самого жуткого открытия нынешнего века.

Генерал едва слышно прочистил горло, но этот звук разнесся по всему кабинету.

— Не тяните! — резко сказал он, практически не скрывая раздражения. — Что на этот раз? Помесь чумы со СПИДом?

— Хуже, — очень неестественно улыбнулся Альберт Агабекович. — Сшизы могут влиять на события, происходящие в С-пространстве. И плевать они хотели на сценарии.

Вот после этих слов тишина по-настоящему сдавила барабанные перепонки всех присутствующих. Первым нарушил молчание генерал. От его голоса повеяло сухой январской вьюгой:

— Они могут менять этот самый… мир сновидений, что ли?