Изнанка чувств

Это была новенькая из параллельного класса, того самого, в котором учился Марк Хан и Кристина Батурина. Высокая, с копной кудрявых рыжеватых волос до талии и веснушками. Очень интересная девочка, симпатичная и очень улыбчивая. Я видела ее всего пару раз, но не знала, ни имени, ни фамилии.

— Папуль привет! — кинулась девушка в объятия моего отца.

— Привет, Стелла. Ну как ты?

— Ой, да отлично все, — а потом перевела на меня взгляд и недовольно поджала губы, превращаясь из привлекательной особы в самую настоящую грымзу.

— Ну тогда поехали, — кивнул отец в сторону выхода, затем оглянулся на меня и жестко припечатал, — пока, Таня.

— А кто это? — спросила его рыжая.

— Потом расскажу. Едем, милая, а то на тренировку не успеем.

И ушли. А я осталась стоять на крыльце и обтекать.

Мне казалось, что я уже прошла все круги унижения, но это оказалось не так. Когда тебя обижают посторонние люди — это еще можно как-то пережить. Когда обижает родной человек — это смерти подобно. Но меня не просто обидели. Меня забыли. Меня стыдились. От меня хотели отмыться как от дерьма, так некстати прилипшего к ботинку.

И все это отец. Человек, благодаря которому я появилась на свет.

В этот день я не пошла в художественную школу. Просто не могла. Добралась до дома, заперлась в комнате и беззвучно выла. Наверное, именно в этот день я наконец-то поняла, что сама по себе в этом огромном и жестоком мире.

Ну хоть дошло.

На следующий день в школу шла как на каторгу. А первым, кого увидела, была она — моя сестра. Стелла Козинская. Ей родитель дал свою фамилию. Мне — нет.

Девушка стояла у большого зеркала и поправляла свои пышные, кудрявые волосы, манерно вытягивая губы трубочкой, а потом, очевидно, заметила меня и резко повернулась. Мы были похожи и совсем разные. Она — яркая бабочка. Я — жалкая моль.

— Привет, — рискнула тихо произнести я.

— Х-м…

И в груди снова заворочались змеи унижения. Она не собиралась отвечать любезностью на любезность — это я понимала как дважды два.

Кивнула сама себе и молча приступила к раздеванию, стараясь больше не обращать внимания на девушку, которая должна быть родной, а на деле оказалась самой чужой на свете.

— Так значит вот ты какая, — уселась Стелла на скамейку, вытянула перед собой длинные ноги, сложила руки на груди и уставилась на меня насмешливо.

— Какая?

— Никакая.

— М-м…

— Но, зато теперь все встало на свои места, — и довольно хмыкнула, — теперь мне понятно почему папа тебя бросил ради меня.

Выстрел в голову. В упор. Так, что все мозги вылетают из черепной коробки через затылок.

…бросил тебя ради меня…

— Но вот что, дорогуша. Попробуй только кому-нибудь вякнуть, что мы сестры и я тебе все волосы повыдергиваю! Мне такая шваль позорная в родственниках не нужна!

И сказав это, моя сестра просто встала и упорхнула по своим делам, оставляя меня наедине со своей болью. Ведь это так легко — обидеть человека, у которого и так ничего нет.

Но разве же я в этом виновата?

Ах, да, я забыла. Никому нет до этого никакой разницы.

И теперь весь одиннадцатый класс к язвительным тычках и обидным ругательствам Кристины Батуриной верно и преданно присоединилась Стелла Козинская. Ни одна, так другая при малейшей возможности пыталась меня ужалить как можно больнее и как можно язвительнее.

А я терпела. Потому что не хотела для себя проблем. Я хотела только доучиться.

Вот и все!

А еще у меня почти появился друг. Новенький. Одноклассник! Но даже ему я боялась рассказать всю правду о своих бедах. Потому что он бы не смолчал. Он бы поднял на уши всю школу, но…

Все равно ничего бы не добился.

Ибо он был такой же, как и я — мальчик из бедной семьи.

Стас Гордеев.

И ему точно так же, как и мне в стенах этой элитной богадельни жилось не сладко, потому что парень имел несчастье влюбиться в королеву красоты нашего класса — Арину Толмацкую. А той и дела не было. Подумаешь, еще один обожатель. П-ф-ф…

Так и проходило время. Травля, травля и еще раз травля. А потом как кипятком по обнаженной коже — взгляд местного Бога. Тяжелый. Пробирающий до костей. Недовольный.

— На тебя кент за центральным столиком пялится, — говорил мне на большой перемене Стас.

— Я знаю.

— Как будто ты ему сдачу с рубля не дала.

— Я знаю.

— Оу… А это не тот ли самый Хан случайно из-за которого тебе в волосы жвачку влепили?

— Тот.

— Давай я с ним поговорю, чтобы он свою Барби успокоил, м-м?

— Не смей! — подняла я на него глаза и испуганно схватило его за рукав.

— Тань?

— Я сказала нет, Стас!

— Но почему? — недоуменно воззрился на меня парень.

— Потому что мы в разных весовых категориях и правда всегда будет стоять на стороне золотых деток. А Хан… он просто избалованный мажор. Мальчику не дали то, что ему вдруг приспичило, вот он и дует губу.

— Тань, вот ты вроде умная девка…

— Умная, Стас. И закончим на этом.

Вот только мы не закончили, и с каждым днем взгляд Марка Хана становился все тяжелее и тяжелее. А потом резко успокоился, когда Стас неожиданно для всех стал гулять с местной язвой — Олей Рябовой.

Дело молодое. Я не осуждала.

Да и мне дышать стало легче.