Изнанка гордыни

— Сами подумайте, сеньорита. Она слишком хороша для этого мира, ей бы по облаку ходить, — кивок на портрет. — Быть мужем такой дамы — значит, ощущать себя святотатцем или вором, посягнувшем на сокровище. Да вы и сами все знаете. Признайтесь, вам это нравилось?

Слова жестоки, как бывает жестока истина. Лоренцо и правда боготворил меня. И да — мне это нравилось. Полные безмолвного восторга взгляды были так убедительны, что я чаще верила им, чем себе или зеркалам.

— Разве так не должно быть между влюбленными?

— И кого любил ваш Лоренцо на самом деле? Ее, — кивок в сторону портрета, — или вас?

— Она — это я!

Я пытаюсь вырвать руку, Элвин берет меня за плечи. Я ощущаю, какая сила таится в этих изящных пальцах. Голубые глаза странно сверкают, у меня перехватывает дыхание.

— Неужели вам так охота быть недоступным идеалом? Вы — живая женщина, Франческа. Как все люди врете, ошибаетесь и пользуетесь ночной вазой.

Какая отвратительная похабщина! Да как он смеет!

Я чувствую, как краснею. От возмущения и сказанной магом непристойности сразу.

— Ну хватит мерзостей! Лоренцо любил меня. И я любила… люблю его.

— Мертвецы всегда лучше живых. Поэтому их так удобно любить.

Мне хочется тоже сделать ему больно. Хотя бы словом.

— Вам так важно отнять у меня не только возлюбленного, но и память о нем?! Это… подло. Вы не умеете любить и радоваться, оттого и спешите омрачить чужое счастье! Из зависти.

— Из зависти? — с непонятной и пугающей интонацией спрашивает Элвин.

А потом он привлекает меня к себе и склоняется над моим запрокинутым лицом. Чувствую жар рук на спине, губы почти касаются моих, дыхание обжигает. Накатывает обморочная слабость, хочу забыть обо всем, подчиниться чужой воле.

— Ну ладно, пусть будет зависть.

В последний момент перед глазами встает злополучное озеро, безжизненные глаза Лоренцо. Как ведро холодной воды на голову. Вырываюсь из объятий и с размаху бью мага по лицу.

Неестественно громкий звук пощечины. Я с ужасом отшатываюсь, вспоминая, чем закончилась подобное для Лоренцо.

— Признаю, я это заслужил, — задумчиво произносит Элвин, поднеся руку к щеке. — Должно быть, вы правы насчет зависти.

Мне хочется опереться на что-нибудь. В голове сумбур, ноги не держат. Он подхватывает меня под руку.

— Оставим эту тему, сеньорита. Впереди еще несколько часов увлекательной прогулки.

Я покорно переставляю ноги. Что это было? Что со мной?

Элвин опять рассуждает об искусстве, восхищаясь ринской школой живописи. Я едва слушаю. Как маг может делать вид, что ничего не случилось?

Одурманенная, я не сразу замечаю, куда он направляется. Мы спускаемся по узкой винтовой лестнице. Пахнет плесенью и могилой. Живое пламя на распахнутой ладони мага бросает блики на стены, играет на каплях влаги. Я невольно придвигаюсь ближе к своему спутнику.

— О нет! Нам туда нельзя!

— Это еще почему?

— Кровавая башня.

— Чувствую аромат тайны. Скелеты в шкафу, пугающие семейные предания. Расскажите!

Мне не хочется ворошить грязное белье своей семьи, но эта история слишком известна, чтобы был смысл таиться.

— Возможно вы слышали, что мой прадед, Джеронимо Рино, был безумен…

— А, тот самый знаменитый предок, который имел забавные кулинарные пристрастия.

Назвать людоедство “забавными кулинарными пристрастиями” — это чересчур. Даже для Элвина Эйстера.

— Ваш цинизм гадок, как кривлянья шута.

Он покаянно опускает голову:

— Простите, Франческа. Все время забываю про разницу в возрасте. Это не цинизм, это… просто толстокожесть, наверное. Я видел столько отвратительных вещей, что давно перестал придавать им хоть какое-то значение. Продолжайте, обещаю молчать.

— Его болезнь… он не просто ел людей.

— Надо полагать, он их сначала готовил?

— Не в этом дело, — не буду с ним спорить. Легче перекрыть Эрану, чем поток сомнительных шуток северянина. — Он… считал, что лучший способ сохранить мясо свежим — оставить его в живых.

— Мудрый человек… — Элвин спотыкается. — Погодите! Вы же не хотите сказать…

— Да. Он вырезал куски у еще живых людей, чтобы приготовить. А потом ел.

Я останавливаюсь. Мне страшно. Кровавая башня, десятки замученных жертв, несчастная сеньорита Изабелла — мой детский кошмар.

Я — Франческа Рино. Жуткое наследие Джеронимо — часть моего приданого.

— Он держал их здесь, в Кровавой башне, — шепотом говорю я. — Говорят, в подвале до сих пор живет призрак сеньориты Изабеллы. У нее только одна нога, потому что вторую Джеронимо отрезал и съел.

Его голос тоже падает до шепота.

— Вы боитесь, Франческа?

— Да, — признаюсь я.

Мы стоим близко. Неприлично близко, но нет сил отступить туда, где смыкает клыки хищная тьма. Где-то далеко капает вода. Здесь слишком темно и тихо. И холодно. Дрожит и мечется пламя в ладони Элвина. От рук мага, от всей его фигуры течет тепло, разгоняя мертвенный ужас.

Он, почти касаясь мочки уха, шепчет:

— Не бойся.

Огонь гаснет, я вскрикиваю. И падаю в кольцо жарких рук.