— Может его любовь давит? Знаешь, что он тебя любит, а ты его нет.
— Может быть. Но как заставить себя полюбить? Я ведь хочу его любить! Хочу! Он достоин!
«Не надо тебе его любить», — хотела сказать Вика, но сдержалась.
— Не знаю. У меня с этим проблем не было. Моя проблема — как разлюбить.
Они помолчали, потому что каждая думала о своем. Ольга взяла туфельку на небольшом каблучке — она не любила высокие шпильки — и присела на диванчик. Принялась расстегивать сапожки.
— Тебе надо заставить его похудеть, — наконец сказала Вика.
— Зачем?
— Тогда он станет тебе нравиться.
— Во сне, — буркнула Ольга и покрутила носочком.
— Ну ладно, это была просто теория, — Вика не хотела вдаваться в подробности. Выбор Ольги ей не очень понравился, она покачала головой: — каблук грубоват.
— Я вся превратилась в слух, — посмотрела настойчиво Ольга, переобуваясь обратно.
— Ты ведь знаешь, что …
— Женщина любит глазами? — насмешливо вставила Оля.
— Нет! Подожди! — Вика предостерегающе склонила голову. — Тем более, женщина — ушами, а мужчина — глазами. Короче, вся лабуда, типа по одежке встречают и бла-бла-бла. Вот когда мы выбираем машину, смотрим на внешний вид. Увидели на дороге — симпатичная! Смотрим, какие у неё лошади, движок, безопасность и всё остальное. Если машина кажется уродливой, даже если она разгоняется до сотни за секунду — не купим.
— Я никогда не выбирала машину.
— А твой Мерс? — удивилась Вика. Ольга с недавних пор каталась на Мерседесе-кабриолете глубокого красного цвета, оттенок которого Вика определяла для себя как багровый.
— Зуев подарил, не спрашивая.
— Я думала, вы вместе выбирали. Ладно. Другой пример, одежда. Опять смотрим внешне. Нравится или нет. Не нравится фасон, хоть из золотых нитей она будет или чистого льна — не оденем. Согласна? Туфли — аналогично. Да любая вещь изначально должна радовать глаз. Интерьер, ландшафт, коляска, стул, сумочка, архитектура. Так и с людьми. Если внешне человек неприятен, пусть он хоть самый добрый в мире — всё равно нас будет отталкивать. То есть у тебя, я так думаю, идёт постоянная борьба. Ты, может, и хочешь проникнуться его хорошими качествами, но отталкивающая внешность стоит перед тобой забором.
— Не кажется тебе, что я выгляжу в этой концепции как-то мелочно? Типа можно любить только красавцев?
— Может и так. Какая тебе разница, как выглядеть? Тебе сейчас важно полюбить жениха.
— Не хочу я его любить!
— Сама же говорила, что хочешь, — развела руками Вика.
— Не знаю. Да мне наплевать, будь он толстым или худым. Я его терпеть не могу!
— Назови конкретно, что ты терпеть не можешь? — они плавно переместились в соседний магазинчик.
— Он…, — Ольга запнулась, — он самодовольный, самоуверенный, гадкий…
— Стоп! Можешь не признаваться мне, но себе ответь честно. Первое что ты хотела сказать — толстый? — они снова стояли у полок, сплошь уставленных моделями белого, нежно розового, голубого цветов.
Ольга замялась, но в итоге вытянула из себя:
— Да.
— Вот видишь!
— Все равно это бред! — она прошла вперед.
— Спасибо! — состроила Вика гримасу, — может тебе не выходить за него?
— С ума сошла? — Ольга живо обернулась. — Говорю же: меня родители прикончат!
— Тогда выбирай быстрее туфли и перестань меня изводить! Столько красивой обуви — я бы всё скупила! А ты примерила только две пары. Такими темпами тебе придется идти под венец босиком!
Они обошли все свадебные бутики и магазины, пока Ольга, наконец, не остановилась на хорошеньких перламутровых сандалетах с белой вышивкой. За это время прикупили ещё нижнее белье, чулки, подвязки и прочую свадебную мишуру. В конце концов, погрузили пакеты в Ольгину машину и отправились домой. На улице было ещё светло, но солнце уже спустилось за крыши домов, даже его последние лучи не сверкали в просветах. Ноги у Вики гудели. Она подняла их на приборную панель, достала список и карандаш, принялась вычеркивать то, на что уже не придется тратить время.
В эту ночь она осталась ночевать у Ольги, как и накануне торжества. Чтобы выспаться, они легли пораньше, но вместо того, чтобы заснуть долго шептались об Андрее, предстоящем дне, последующей жизни, ребенке Ольги. О своей беременности Вика так и не обмолвилась. В темноте, лежа на раскладушке, она краснела от бесстыдства, когда Оля рассказывала про первый поход к доктору, про тошноту, витамины, гордость Андрея, но никак не могла решиться открыть тайну. «Не должна ли я рассказать о ребенке в первую очередь его отцу»? — спросила в миллионный раз себя Вика перед тем, как провалиться в сон.
Ярослав презрительно сощурил веки, пристально вглядываясь в её лицо.
— Твой ребенок для меня абсолютно ничего не значит, — сказал он после паузы.
Вика почувствовала, что слабеет, как при начале катастрофы, но нашла силы разомкнуть губы.
— Я знаю, — тихо ответила она.
Разве у неё были иллюзий на этот счет?
Всё же боль оказалась нестерпимой. Судорогой свело скулы и что-то еще в области грудной клетки. Она попыталась вздохнуть и открыла глаза. Сначала ничего не могла разглядеть — её окружала темнота.
Сон. Это всего лишь сон. Ей это приснилось.