— Я не собираюсь выходить за него замуж, — она беспечно прищурила глаза, — мы, возможно, всего лишь хотим немного развлечься. Небольшой перепих несколько раз в месяц ни мне, ни ему не повредит.
«Господи, зачем она это говорит?»
— Видел я, как ты на него смотришь. Как рыбак на удочку, — сдержанная мощь его стала пугать Вику, — если посмеешь использовать его, клянусь, я выпотрошу твои кишки.
Глупо было пытаться говорить с ним. Вика прорычала:
— Вот и скажи ему, чтобы не таскался ко мне! Я ему не нянька! — она послала Ярославу презрительный взгляд, со злорадством отметив искры изумления, спрятавшиеся в веснушках.
Но в следующий миг он улыбнулся медленной манящей улыбкой, от которой кровь в ней согрелась и Вика почувствовала румянец на щеках. Нет, она не должна поддаваться ему! — Или ты предполагал, что я всю жизнь буду сохнуть по тебе? — сощурила она глаза и двинулась в наступление: сейчас она ему все выскажет. — Поверь, на свете полно мужчин, которые способны на большее, чем мериться силой с женщиной.
Она встала: больше не было смысла оставаться в его компании. Сейчас самое время уйти.
В два прыжка он оказался рядом, молниеносно выбросил руку и схватил её запястье так, что Вика вздрогнула. Она изо всех сил попыталась высвободить кисть. Ладони у него были горячие, она особенно остро чувствовала это своей ледяной кожей, дрожащей от тревоги и ожесточения.
— Не так быстро, — медленная ухмылка расплылась на его лице, — удовлетвори мое любопытство. Сколько?
Память услужливо воссоздала момент, когда он последний раз задавал тот же вопрос. Вике показалось, что сердце её сейчас разорвется от ненависти и злобы. Нет, она пойдет до конца! Медово подняла уголки губ и почти прошептала:
— Сколько их было? Или сколько я беру за час?
— Видимо ты перестала их считать, так их много.
— Много! Всем известно, что я сплю с каждым, кто попросит!
— Чёрт подери, прекрати! Сколько?
— Тебе нужны фамилии? — она сжала губы, стараясь выглядеть самоуверенной, сильной и жесткой.
— Сначала назови мне количество.
Вика ощутила жжение в глазах.
— Очень много, я таких чисел даже не знаю!
— Шалава! — выпалил он.
Удар был хлёстким, и ей пришлось сжать челюсти, чтобы не разрыдаться у него на глазах. Разве ни она сама этого добивалась?
— Ну, вот мы все и выяснили. Теперь я свободна? — она отчаянно дёрнулась, но он продолжал сжимать её руку до тех пор, пока она не вынуждена была крикнуть: — Прекрати, мне больно!
— Твой вид внушает отвращение! — он приблизил лицо вплотную к ней.
Мечтая дать выход своей ярости, ненависти, отчаянию, отомстить за свою поруганную, растоптанную гордость, она собиралась с мыслями. Напустила на себя самый равнодушный вид, на который только была способна.
— Неужели? Мужчины находят меня привлекательной, — соврала она, силясь вспомнить, когда последний раз комплимент приносил ей радость.
— Может тебе и удалось соблазнить кого-то… даже моего брата,… но я более разборчив, чем он, — с коротким презрительным смешком выдавил он.
Она не хотела позволять ему любоваться разрушительными результатами своих слов. Она держала удары.
— Не тешь себя иллюзиями, я не пыталась произвести на тебя впечатление, — сухо ответила она.
Это была безобидная ложь, и все-таки она оставалась ложью.
— Ты произвела на меня впечатление зимой, — усмехнулся он и отпустил её.
Ярослав нанес разящую оплеуху, Вика почувствовала себя оплеванной и оголенной одновременно. Она повернулась и зашагала прочь, даже не стараясь понять, куда идёт. Он в мгновение ока очутился перед ней.
— Успокойся, — отрывисто приказал он, — не вижу причин для волнения. Я должен был до тебя добраться. За твоей семьей был должок. Я расставил капкан, и ты в него угодила.
Она задрала к нему лицо, удивляясь, что внутри еще остался гнев:
— Можешь принять мои поздравления! Твоя месть была ужасной! Я действительно оказалась на самом дне. Мне повезло, что ты не отнял бабушкин дом — была крыша над головой. Меня унижали на каждом шагу, не только ты, но и другие люди считали обязанным вытирать об меня ноги. Ты победил! Ты выиграл! Надеюсь, твой триумф принес тебе много радости! Но теперь хватит. Мне нечего больше тебе отдать.
— Скажи честно, ты изменяешь моему брату? — он смотрен на неё с выражением неприкрытого интереса.
Пока она придумывала ответ пообиднее, стараясь напустить на себя холодный вид, услышала:
— То есть ты не считаешь себя обязанной быть верной ему? — настаивал он.
Зачем ему это было нужно? Какое ему дело до их отношений? Даже сама мысль о Димке была кощунственной.
— Нет! — Вика свела брови.
— Сколько же у тебя их было?
— Нисколько.
— Значит, только на вечеринках ты позволяешь лапать себя? А потом что? Зовешь в свой одинокий домик?
Да что происходило? О чем они вообще говорили?
— Никого я не зову! — Вика не хотела больше соревноваться в остроумии. Она уже ничего не понимала! Она даже уже не могла сказать про ребёнка!
— Не считаешь себя обязанной хранить верность?
— Прекрати!
— Сколько? — он впился в неё горящим взглядом незнакомца, — или ты не считаешь?
— Ты один! — выпалила она и замерла.